Тот, кто пришел из завтрашнего дня (1-11часть) - Алёна1648

Мирослав стиснул зубы. Конечно. Конечно, он это сделает. Здесь ошибки не нужны. Достаточно желания.

«Значит, бороться по правилам бессмысленно. Надо менять саму игру».

Он откинулся на спинку стула, сцепил пальцы и впервые за долгое время позволил себе улыбнуться. Не потому, что ему было легко. А потому, что он принял решение.

Мирослав смотрел на Николая, в его взгляде было что-то холодное, выверенное. Мысли лихорадочно метались, анализируя каждое слово, каждую интонацию. Это был момент, когда шаг в сторону означал либо предательство, либо союз. В мире, где никто не доверяет никому, одно неверное движение могло привести к краху.

Но выбирать уже было не из чего.

— Я хочу знать, кто стоит за Карповым. Кто действительно управляет этим процессом.

Слова прозвучали твёрдо, почти вызывающе. Это было не просто заявление, это была первая линия фронта в войне, которую он ещё не до конца осознавал.

Николай поднял брови, но на его лице не отразилось ни страха, ни колебаний. Он смотрел пристально, будто просчитывая возможные последствия, будто взвешивал — стоит ли идти дальше. Затем наклонился ближе, голос стал почти шёпотом:

— А если это слишком опасно?

Мирослав откинулся на спинку стула, пальцы медленно сжались в замок. Губы дрогнули в тени усмешки, в этой полуулыбке было больше горечи, чем юмора.

— Опаснее, чем ждать, когда меня уничтожат?

Николай молчал. Они оба молчали. В этой тишине было больше слов, чем в самых долгих разговорах. Оба понимали: назад дороги нет. Это уже не просто вопрос профессиональной конкуренции, не просто игра в амбиции — это чья-то жизнь. Или его жизнь.

Николай вздохнул, кивнул.

— Тогда у меня есть идея. Но вам это не понравится.

Мирослав прищурился.

— Я слушаю.

Николай встал. В движениях не было суеты, но было напряжение — будто он ждал, что за дверью уже стоит кто-то, готовый войти в любую секунду. Он подошёл к двери, бесшумно проверил коридор, прислушался. В здании было тихо, лишь где-то вдалеке мерно шуршали шаги.

Он обернулся, снова посмотрел на Мирослава. Долго. Как будто пытался разглядеть в нём что-то, что поможет сделать окончательный выбор. В конце концов, человек всегда решает — верить или нет, доверять или отвернуться.

Потом Николай наклонился чуть ближе.

— Вы слышали про доктора Савельева?

Мирослав моргнул, нахмурился. Имя ничего ему не говорило.

— Нет. А должен был?

Николай усмехнулся, но эта усмешка была мертвой. В ней не было ни тени радости, ни капли легкости.

— Два года назад он работал на этом месте. Талантливый, смелый, не боялся говорить правду.

Мирослав почувствовал, как по коже пробежал холод.

— Что с ним случилось?

Николай посмотрел ему прямо в глаза.

— Он исчез.

Тишина.

Не та тишина, что наступает между репликами. Не та, что бывает ночью, когда гаснут последние фонари. Это была тишина, наполненная ожиданием, тишина, в которой сердце стучало громче, чем любые слова.

Николай медленно отступил, подошёл к двери. Взгляд его был всё таким же внимательным, но теперь в нём было что-то другое. Решение.

Он приоткрыл дверь, не оборачиваясь, сказал:

— Завтра в восемь вечера. За городом. Найдите способ уйти из больницы незаметно. Я покажу вам, что здесь происходит на самом деле.

Дверь закрылась.

Мирослав остался один. В кабинете было тихо, но внутри — шум. Мысли, сомнения, тревога.

«Я начал копать. Теперь копать начнут и под меня».

Глава 23

Один против всех

* * *

Больница дышала напряжением. Она будто застыла в предчувствии бури, в этом затянувшемся мгновении перед неизбежным ударом грома. Мирослав шагал по коридору, и с каждым шагом его охватывало странное, липкое ощущение — взглядов, которых он не мог поймать, разговоров, которые замолкали, едва он приближался. Он чувствовал их, эти взгляды, эти обрывки фраз, глухие, скупые звуки, сливавшиеся в одно — его вычеркнули.

Они знали. Или догадывались. Это не было громким обвинением, не было открытой атакой — ещё нет, ещё рано. Но вокруг уже пахло приговором. Пахло страхом, который не касался его лично, но впитывался в стены, в линолеум под ногами, в тяжёлый запах карболки, в едва заметный привкус металла в воздухе.

Он привык анализировать людей, ещё с первой минуты здесь — кто слаб, кто силён, кто поддастся, а кто окажется тем, кто вонзит нож в спину первым. Но теперь, проходя по коридору, он видел лишь их спины. Они отворачивались. Делали вид, что не замечают. Избегали.

Пока это было самым страшным.

Он посмотрел направо. Мелькнула тень, кто-то быстрым шагом свернул за угол. Это была медсестра, с которой он работал вчера. Мирослав помнил её руки — уверенные, точные, работающие чётко, без суеты. Она не смотрела на него, но он видел, как напряглись её плечи, как ускорился шаг, как пальцы сжали папку с картами так, что побелели костяшки.

«Трусы. Как только запахло опасностью — сразу испарились. Или, может, не просто так?».

Не нужно было быть гением, чтобы понять — Карпов начал свою игру.

Мирослав остановился. Повернул голову, взглянул на двери по сторонам. За каждой из них — такие же люди, такие же врачи, такие же омеги, кто привык жить в страхе. Они выучили это ещё с детства. Если гром гремит вдалеке — пригнись. Если волна поднимается — уходи первым. Они жили по этим правилам. Всегда.

Но он не мог.

Он медленно выдохнул, поднял голову.

Проверка началась.

Как долго они дадут ему продержаться? Как скоро поднимется первая волна? И самое главное — кто первым решит утопить его?

* * *

Мирослав медленно опустил взгляд на бумаги, лежащие перед ним. Белая, аккуратно сложенная папка, в которой уже был вынесен его приговор. Он не спешил открывать её — не потому, что боялся, нет, страх давно отступил, сменившись чем-то более вязким, чем-то, что пронизывало каждую его мысль, каждое движение. Ощущение неизбежного. Судьба уже была написана, её можно было только прочитать.

Он провёл кончиками пальцев по краю папки. Стандартная бумага, ничем не примечательная. Она пахла канцелярским клеем,