Тот, кто пришел из завтрашнего дня (1-11часть) - Алёна1648

был тяжёлым, внимательным, будто он не просто случайно оказался здесь, а ждал.

«Он что-то чувствует? Или просто случайность?».

Никаких эмоций. Только холодное напряжение, застывшее в глазах. Мирослав не позволил себе замедлиться, наоборот — удерживал привычный ритм, будто всё было так, как должно быть.

Не отводить взгляд. Не показывать колебаний.

Но этот взгляд, этот немигающий, тяжёлый, скользящий по нему взгляд — он ощущался на коже, как чужая рука.

Карпов не двигался.

Только наблюдал.

Когда Мирослав поравнялся с ним, он уловил, как чуть приподнялась его бровь, как уголки губ дрогнули — не в усмешке, нет, а в том самом едва заметном выражении, которое невозможно интерпретировать правильно.

«Что ты задумал?».

Но нельзя замедляться. Нельзя останавливаться.

Он продолжил идти. Ровно, уверенно, но с осторожностью тигра, покидающего территорию охотника.

Шаг. Ещё шаг.

Карпов за его спиной.

Он не слышал, чтобы он двигался.

Мирослав повернул направо — мимо кладовой, где пахло хлоркой и влажными бинтами.

Ещё немного.

Тяжёлый запах ночи, чуть влажный воздух — двор близко.

Он открыл дверь, не оглядываясь.

Выдох.

В ночной тишине двор больницы показался почти нереальным. Свет из окон расползался по асфальту, чертились тени деревьев, капли дождя, оставшиеся с вечера, стекали с крыши редкими, но упорными каплями.

Мирослав сжал кулаки.

«Успел».

Но чувство, что за ним наблюдают, не исчезло.

Ночь была напряжённо-глухой, как задержанный вдох. В городе не спали только фонари да случайные прохожие, чьи силуэты растворялись в переулках быстрее, чем успевали зазвенеть их шаги. Мирослав шёл быстро, но не настолько, чтобы это выглядело бегством.

Он ощущал это всем телом — за ним следят.

Не то чтобы он не привык к таким взглядам — они преследовали его с того самого дня, как он переступил порог больницы. Поначалу это были любопытные взгляды коллег, настороженные взгляды пациентов, лениво-оценивающие — Карпов. Теперь же за ним следил кто-то другой.

Мирослав резко свернул в узкий, глухой переулок между старыми кирпичными домами. Здесь пахло влажными подвалами, пылью и чем-то устаревшим, как будто стены впитывали в себя дыхание десятилетий.

Он затаился в тени здания, прислонился к холодному кирпичу, выравнивая дыхание.

«Если я ошибся, то это просто бессонница и усталость. А если нет…».

Секунды тянулись, скатывались, как капли дождя по водосточным трубам.

И вот — движение.

Мужчина проходит мимо, не глядя ни вправо, ни влево.

Тёмное пальто, низко надвинутая шляпа.

Не нужно видеть лица, чтобы понять — этот человек идёт за ним.

Не спеша, не торопясь — уверенно.

Как тот, кто не боится быть замеченным.

Мирослав не двигается.

Взгляд — напряжённая, холодная ниточка, вытянутая к этому человеку.

Он хочет увидеть хоть что-то — подбородок, губы, скулы, но шляпа скрывает его полностью.

«Если он пошёл за мной — значит, я уже слишком глубоко в этом дерьме».

Мужчина не задерживается, проходит дальше, но его походка слишком… ровная. Слишком осознанная. Он не пытается скрываться, но и не хочет встречаться глазами.

Мирослав ждал ещё мгновение, потом медленно выдохнул, выпрямился.

Нельзя идти той же дорогой.

Он двинулся в другую сторону, уходя через старый квартал — те улицы, что ему уже знакомы.

Тихие дома, растрескавшийся асфальт, старый магазин с мутными окнами, где всегда пахло ржаным хлебом.

Он держит ровный шаг, но ухо ловит каждый звук.

Спустя несколько минут наконец выходит к месту встречи.

Тишина.

Но за спиной ощущение — будто кто-то всё ещё смотрит.

Дом выглядел заброшенным — потемневшие от времени брёвна, крыша, будто сгорбившаяся от усталости, окна, за которыми не было видно ни света, ни движения. Только если прислушаться, можно было различить слабый шорох внутри — будто кто-то выжидает, притаившись в темноте. Мирослав остановился в нескольких шагах, вглядываясь в силуэт у крыльца.

Николай.

Стоял, чуть склонив голову, словно тоже прислушивался. Потом медленно поднял глаза.

— Ты пришёл.

Голос спокойный, но внутри него что-то дрожит — не от страха, скорее, от понимания.

Мирослав чуть усмехнулся — коротко, беззвучно.

— Пока что да. Дальше посмотрим.

Николай не ответил сразу, лишь посмотрел поверх его плеча — на пустую дорогу, на темнеющий горизонт, на деревья, чьи голые ветви цеплялись за сумерки, словно пальцы утопающего.

— За тобой шли?

Мирослав кивнул.

— Кажется, да.

Николай тихо выдохнул, будто уже ожидал этого.

— Значит, времени у нас мало. Пойдём внутрь.

Скрипнула дверь.

Дом пахнул сыростью, старым деревом, запылёнными страницами. Внутри не было ни света, ни тепла, только холодные стены, которые давно никого не слышали.

Мирослав прошёл внутрь, чувствуя, как половицы пружинят под ногами.

«Если это ловушка, выход только один».

Николай захлопнул за ним дверь, запер её. Движение уверенное, привычное, как будто он делал это не в первый раз.

В углу стоял стол, старый, тёмный, с облупившейся краской. На нём — лампа, две кружки, стопка документов.

Тишина повисла между ними, натянутая, как туго скрученная нить.

Тусклый свет керосиновой лампы дрожал на столе, оставляя по углам длинные тени. В доме было холодно, воздух пропитан сыростью и чем-то старым, забытым, будто здесь давно никто не жил. Запах пыли, бумаги и чуть уловимый оттенок табака, застрявшего в деревянных стенах, создавал ощущение, что прошлое всё ещё живёт в этих стенах, пряча секреты в складках выцветших обоев.

Мирослав молча осмотрел комнату. Его взгляд скользнул по столу, на котором в хаотичном порядке лежали папки, исписанные листы, какие-то медицинские отчёты. Всё это выглядело так, будто кто-то в спешке собирал информацию, но не успел завершить начатое.

Николай не садился. Он стоял рядом, держа в руках сложенный лист бумаги, словно взвешивал, стоит ли говорить дальше.

Потом сделал шаг вперёд, развернул лист и положил перед Мирославом.

На нём было выведено аккуратным, но твёрдым почерком:

Савельев Александр Ильич.

Мирослав моргнул, припоминая, где уже слышал это имя.

— Ты говорил про него в больнице. Бывший врач?

Николай кивнул, сел напротив, скрестив руки на груди.

— Да. Но не просто врач. Он копал слишком глубоко.

Тишина,