Тот, кто пришел из завтрашнего дня (1-11часть) - Алёна1648

* * *

Ночь. Вечер. Тусклый свет лампы, жёлтое, чуть подрагивающее пламя, подставляет длинные тени на стены, которые словно теряют свои очертания и сливаются в непроглядную тьму. Комната глуха, словно скрыта от всего внешнего мира, и только слабое дыхание воздуха, еле слышный треск дождя за окном, напоминают о том, что существует что-то вне этих стен. Мирослав сидит за столом, поглощённый странным, неподвижным изучением записей, что разложены перед ним. Он не видит ничего, кроме этих пожелтевших страниц, в которых таится страх — записей исчезнувшего врача, Савельева. Его руки едва касаются бумаги, но взгляд застывает в этом месте, где неведомые силы, давно отнявшие жизнь у этого человека, могут начать влиять и на его судьбу.

«Люди пропадают. И я следующий. Карпов действует не один. Кто-то двигает фигуры в тени», — мысленно повторяет он эти слова, ощущая, как те, как зловещие ползущие шипы, проникают в его сознание.

В комнате тяжело, как будто воздух пропитан чем-то невидимым, что давит на грудь, обвивает тело и разум. На полках стоит несколько безжизненных книг, покрытых слоем пыли, словно время здесь застыло. В этой комнате время останавливается и сжимается, каждый его момент становится долгим и мучительным, как ожидание на грани чего-то необратимого. Он ощущает, как пространство становится тесным, как стены начинают сжиматься, будто вот-вот раздавят его, и единственным спасением окажется решение. Он не может не почувствовать, как в воздухе нечто невидимое, зловещее подкрадывается к нему, неся с собой угрозу. Но чем больше он погружается в эти бумаги, тем меньше у него шансов на спасение. Он не хочет, но и не может отступить. Разрыв между желанием оставить всё позади и пониманием того, что с этим выбором не уйдёшь, растёт, превращаясь в пропасть.

Николай стоит у двери, его силуэт сливается с темнотой. Он вглядывается в окно, его лицо напряжено, и мир вокруг кажется чуждым, как будто всё происходящее — не более чем туманное видение, как страшный сон, из которого не выбраться. Он понимает, что, несмотря на всё это, они уже не могут остановиться. Мирослав на мгновение отрывает взгляд от бумаги, его пальцы нервно скользят по поверхности листа, но не касаются его. Он всё ещё чувствует, как холодная стужа проникает в душу, беспокойство не отпускает, а тянет вниз, как тяжёлое бремя. Его взгляд останавливается на лице Николая, его нахмуренные брови, словно вырезанные в камне, и взгляд, застывший, но не лишённый тревоги, словно шершавые стены города, который он когда-то знал, а теперь оказался чужим.

Николай поворачивает голову и прищуривается, его голос, холодный и безэмоциональный, не издаёт ни малейшего намёка на беспокойство. Но в его словах звучит отчётливый оттенок решимости, который обрушивается на Мирослава, как молот на горящее железо.

— Ты уверен, что нас не заметили?

Мирослав, не сразу, но довольно чётко, как бы не замечая напряжённой тишины, отвечает, не поднимая головы, лишь чуть повернув её, как будто бы слова легче сказать, не встречая взгляда.

— Я сказал, что они нас нашли, но пока не тронули. Это разные вещи.

Он делает паузу, не желая, чтобы его слова прозвучали слабой попыткой оправдаться, хотя он сам чувствует, как сжимаются его пальцы на бумаге, и в груди холодеет от ощущения близости неизбежного.

Николай делает шаг вперёд, и его глаза, теперь сверкающие, как металлические углы, смотрят на него с какой-то внутренней, невыразимой жаждой, что скрывается за тяжёлой тенью. Этот взгляд — не просто вопрос. Это вызов. Тот вызов, что они оба проиграли ещё до того, как начали свой путь.

— Ты понимаешь, что назад дороги нет? Если решишь играть, ты должен идти до конца.

Мирослав медленно, с трудом, поднимает голову, не сразу встречая его взгляд. Время замедляется, и каждый момент кажется бесконечным, словно он стоит на перекрёстке, где все пути ведут к одному и тому же, и только он решает, как поступить. Он знает, что выбора нет. Он уже сделал этот выбор, и теперь ему остаётся только понять, как ему быть с этим. Он догадывается, что что-то изменилось в том, что казалось понятным. Но не может понять, что именно. Это чувство присутствует в нём всё сильнее.

— Я уже сделал выбор. И теперь мне нужно знать, с кем я сражаюсь.

Его голос слаб, но твёрд, как затухающий огонь, который не хочет погаснуть.

Тишина в комнате была странной, почти физической, как нечто тяжелое, что проникало в каждый угол и поднималось в воздухе, оседая на груди. Мирослав сидел за столом, не двигаясь, его глаза следили за пожелтевшими страницами, но не могли найти в них ни смысла, ни ответа. Он не мог сосредоточиться. В голове крутился один и тот же вопрос: что делать дальше? Он знал, что это было уже не просто расследование, а нечто большее, нечто, что затягивало его в свои сети, как если бы всё вокруг его собственной жизни было частью какой-то чуждой игры, в которой он не имел права не участвовать. Но не мог не чувствовать — за каждым его действием стоит кто-то, кто управляет этим. Кто-то, кто манипулирует ими обоими, не давая ни малейшего шанса на свободу.

Николай стоял у окна, его фигура, тёмная и напряжённая, почти сливалась с ночной темнотой за стеклом. Мирослав знал, что его инстинкты омеги, его восприятие всегда подстраивалось под Николая, его окружавшую силу и уверенность, но сейчас, в этой тягучей тишине, он чувствовал что-то другое. Николай был омегой, как и он, но в нём всегда была какая-то неуловимая сила, которую Мирослав не мог игнорировать. Она скрыта под поверхностью, но её было трудно не заметить. Николай был не таким, как другие омеги. Он, как и Мирослав, чувствовал давление иерархии, всё, что было связано с их природой, но его отношение к этому было другим. Мирослав не мог понять, почему, но в этот момент всё его существо ощущало внутреннюю тревогу. Тревогу не от внешних факторов, а от того, что их взаимодействие, их инстинкты и желания начали переплетаться. Всё становилось сложным и неподконтрольным.

Звуки снаружи пришли внезапно. Сначала шуршание — лёгкое, почти неслышное. Это было как предвестие, как призрак, который подкрадывался к ним из темноты. Потом треск ветки, и, наконец, чёткий, ровный стук. Мирослав почувствовал, как его сердце сжалось. Его инстинкты омеги сразу отреагировали — всё внутри сжалось в