Тот, кто пришел из завтрашнего дня (1-11часть) - Алёна1648

Мирослав чуть подался вперёд.

— И что с ним случилось?

Николай провёл ладонью по столу, словно разглаживая невидимые складки времени.

— Исчез. Вернее, его «перевели». Но на самом деле его больше никто не видел.

Простые слова, но в них было что-то ледяное.

Мирослав невольно напрягся.

— Он тоже пошёл против Карпова?

Николай усмехнулся, но в этой усмешке не было ни иронии, ни радости.

— Нет. Он пошёл против тех, кто стоит за ним.

Казалось, что даже воздух в комнате изменился.

«Если есть кто-то выше, значит, Карпов — всего лишь инструмент. Значит, борьба совсем не там, где я её видел».

Николай потянулся к одной из папок, открыл её и достал пожелтевший лист. Бумага была потрёпанной, на краях заломы, как будто её не раз сжимали в руках. Он положил её на стол.

Мирослав прочитал первые строки.

Они меня вычислили. Они знают, что я видел списки. Больше молчать нельзя.

Чёрные чернильные буквы врезались в сознание, оставляя за собой липкое чувство тревоги.

Мирослав перечитал ещё раз, чувствуя, как внутри медленно поднимается холод.

Он поднял глаза.

— Какие списки?

Николай долго не отвечал.

А потом сказал просто, почти буднично:

— Людей, которых убирают.

Тишина в комнате стала осязаемой.

«Если Савельев видел эти списки, значит, он знал, кто будет следующим».

«Если он исчез — значит, они не ошиблись».

Мирослав провёл языком по пересохшим губам, не сводя взгляда с бумаги.

«И если этот список всё ещё существует… значит, там может быть и моё имя».

Тишина в комнате стала вязкой, тяжёлой, почти физически ощутимой. Слабый свет лампы бросал причудливые тени на стены, и эти очертания будто бы оживали, извиваясь в полумраке, как безмолвные свидетели разговора, который не должен был состояться.

Мирослав медленно поднял голову, взгляд его встретился с глазами Николая. В этом взгляде не было страха, но в нём было понимание. Понимание того, что с этого момента всё меняется.

— Ты хочешь сказать, что в больнице «чистки»?

Слова прозвучали ровно, почти без эмоций, но за их холодной оболочкой скрывалось осознание необратимости.

Николай слегка наклонился вперёд, его руки сжались на краю стола.

— Я хочу сказать, что те, кто становится неугодным, просто исчезают.

Он произнёс это тихо, но в этом спокойствии слышалось гораздо больше, чем в крике.

Мирослав смотрел на него, но видел уже не просто человека. Он видел страх, растворившийся в самом воздухе этого места, страх, ставший неотъемлемой частью больничных стен.

«Значит, это не просто Карпов. Значит, игра ведётся на другом уровне».

Он медленно выдохнул, отвёл взгляд, будто переводя в уме возможные последствия.

Если это правда — значит, его загоняют в угол. Если это правда — он следующий.

— И ты думаешь, что теперь в этом списке я?

Николай молчал несколько секунд.

— Если Карпов не добьётся твоего увольнения официально — да.

Эти слова прозвучали с пугающей простотой. Будто речь шла о чём-то повседневном, неизбежном, как смена погоды.

Мирослав почувствовал, как внутри нарастает холод.

«Если я в этом списке — значит, у меня два варианта. Исчезнуть или…».

— И что ты предлагаешь?

Николай прищурился, его пальцы медленно коснулись листов бумаги, лежащих на столе. Он задумался, а затем, чуть подавшись вперёд, произнёс:

— Разорвать игру.

Тишина.

«Разорвать?».

Это звучало одновременно просто и абсурдно.

Мирослав невольно сжал кулаки, раздумывая.

— Что это значит?

Николай слегка усмехнулся, но усмешка эта не несла в себе ни радости, ни лёгкости.

— Ты должен стать угрозой настолько серьёзной, чтобы они боялись трогать тебя.

Эти слова врезались в сознание, как раскалённое лезвие.

«Угрозой?».

Мирослав вдруг осознал, что это и есть точка невозврата.

«Либо я действую, либо меня стирают».

Он медленно провёл языком по пересохшим губам.

— Если я сделаю это… пути назад не будет.

— Ты думаешь, у тебя ещё есть выбор?

Николай смотрел на него пристально, безжалостно, и в этот момент стало ясно: он говорит не о шансах, он говорит о выживании.

Мирослав медленно поднял взгляд на тусклый свет лампы.

Тени на стенах извивались, а за окном ветер гнал холодную ночь.

Свет лампы медленно раскачивался, отбрасывая неустойчивые тени на стены, заставляя их дрожать, словно в агонии. Николай не отводил взгляда, его глаза, тёмные, сосредоточенные, впивались в лицо Мирослава, но тот смотрел не на него. Его пальцы сжались на краю пожелтевшего документа, будто пытаясь впитать в себя каждую букву, каждое слово, каждые тонкие следы чернил, оставленные рукой человека, которого уже нет.

Запись Савельева была короткой. Простой, даже примитивной, но в этой примитивности заключалась неизбежность.

Они меня вычислили. Они знают, что я видел списки. Больше молчать нельзя.

Каждая строчка резонировала в сознании, отдавала глухим эхом, растекающимся по нервам.

Он чувствовал, как что-то холодное, липкое, поднимается внутри него, разливаясь вдоль позвоночника. Это был страх. Нет, не страх смерти — страх осознания. Осознания, что обратной дороги нет.

Документ дрожал в руках, но не из-за него, а из-за мысли, которая всё крепче вонзалась в сознание, словно игла под ноготь.

«Я либо ломаю их игру, либо становлюсь следующей пешкой, которую уберут».

Тишина стала слишком громкой.

Николай молчал, ожидая. Он всё понимал, видел, как мысль прорастает в сознании Мирослава, как она впивается корнями, как захватывает его, оставляя без шансов.

Мирослав медленно поднял голову.

Свет качнулся. В окнах была темнота — густая, плотная, такая, что казалось, если подойти ближе, она засосёт в себя, не выпустит обратно.

И вдруг — ощущение.

Не звук,

не движение — просто чувство, будто в эту темноту кто-то смотрит.

Он резко обернулся.

Окно. Ничего. Темнота.

Но он уже знал.

«Нас уже нашли?».

Ветер тихо прошелестел за стенами, как вздох, как предупреждение.

Тишина вновь сомкнулась вокруг них, а где-то снаружи, за окном, стоял кто-то, кто пришёл слишком рано.

Игра началась.

Глава 25

Призрак в окне