Былины Окоротья - Егор Андреев

«Разве ж можно простому смертному тягаться с чем-то подобным? Это ведь не вражий воин и не бестия лесная, а что-то совсем другое, неведомое человеческому миру. О боги, и как же меня угораздило попасть в такую передрягу? Как же мне, твою мать, так свезло? Не такой я доли для себя искал, поступив на службу к Ярополку, вовсе не такой. Но, может быть, еще не все потеряно. Может быть, еще удастся выбраться отсюда живым. Особливо сейчас, когда Скверна занята остальными воинами дружины. Моими другами, побратимами, почти семьей. Жрет их там живьем…»

Сердце кмета укусила совесть, но страх, страх грыз в сотню раз сильней. Именно он подсказывал ему бежать. Бежать со всех ног, спасая шкуру, бросив товарищей на произвол судьбы.

«И нет, я не предатель! Было б у остальных мозгов поболе, они бы поступили так же. Тем более некого уже предавать. Воевода убит, десятник тоже, ведьма… Ну, эту если еще и не сожрали, так ждать осталося недолго. Туда ей и дорога, черной ворожее. Наверняка все эти порченные Скверной твари – дело рук таких же, как она. Ополоумевших от колдовства окудников, не сумевших совладать с силами, которые сами же призвали».

Полет мыслей кмета прервал неожиданно вынырнувший из дыма силуэт. Илья проглотил готовый вырваться из горла вскрик и вжался спиной в бугристые неровности частокола. Выставил перед собой копье.

– Господи, Сварог и Доброхотный Поренут, сохраньте мя от пагубы и зла, – трясущимися губами пролепетал он. Подняв копье, он выставил острый наконечник навстречу хлюпающим шагам.

Мимо гридя, семеня тонкими ногами, потрусила кудлатая, давно не стриженная овечка. Кинув взор выпуклых глаз на кмета, заблудшая тонкорунка заблеяла жалобно и протяжно.

– Кыш, зараза! Поди прочь! – облегченно ругнулся гридь и поддал скотинке доброго пинка. Агница, взбрыкнув задними ногами, скрылась в ватном полумраке. Илья двинулся дальше.

По его расчетам, пролом, через который дружина вошла в деревню, находился где-то здесь, совсем уж недалече. Ощупывая рукой неоструганные, обомшелые бревна тына, кмет осторожно продвигался вдоль частокола, когда за спиной снова послышались шлепающие звуки.

– Вот же ж надоеда, – ухмыльнулся Илья. Развернувшись, он приготовился отвесить тумака настырному животному.

Вот только это оказалась вовсе не овца. Истошный крик вырвался из горла кмета. Илья кричал, пока хватило сил, до сипоты, но это не смогло его спасти.

Боль постепенно обретала форму. Она, как вода, занимала все предоставленное ей пространство. Густела в теле Всеволода, вытягивала его из беспамятства обратно в явь.

Саднило все: руки, ноги, голова и особенно спина. Но это хорошо: боль означала, что все конечности пока на месте. Означала, что он все еще жив. Свист, наполнявший череп воеводы, постепенно угасал, перерождаясь в бессвязный шум. Из гула, как из мотка распущенной пряжи, выбивались отчаянные крики кметов. Похоже, дружине приходилось нелегко. А значит, пора открыть глаза. Тьма, застилающая взор окольничего, неохотно отступила, явив расплывчатый качающийся мир, заключенный в проруб трепещущего света. Проникая внутрь прорехи, он играл алыми тенями. Перекатывал их по дощатому полу, усеянному обломками. Окольничий понял, что сидит среди щепок и огрызков досок, привалившись спиной к внутренней стене хаты. Оглушенный Всеволод не сразу догадался, что танцующая брешь перед ним – это проем, через который он влетел в крестьянскую избу, пробив дверь, словно ядро катапульты. Похоже, снова повезло. Несколько вершков в сторону, и его размазало бы о крепкую бревенчатую стену, как блин по сковороде. Дверь приняла на себя основной удар, смягчив падение. Как бы то ни было, Всеволод уцелел, а значит, нужно возвращаться в строй. К своим.

Первые потуги воеводы встать окончились плачевно. Все, что ему удалось сделать в своем нынешнем состоянии, – перевернуться набок. Голова кружилась, ноги не держали, а из глубины желудка поднимались волны тошноты. Всеволод решил, что перед новой попыткой подняться ему просто необходимо перевести дух, иначе он развалится на части.

Хрипло дыша, окольничий оглядел утопающую в темноте горницу. Взор вылущил из мрака низкую кровать, прялку с остатками кудели [80] на лопаске [81] и беленый горб печи. Из тени под полатями бледными пятнами выглядывали перепуганные лица женщины и троих детей: мальчика годов пяти и двух девочек постарше. Глава семейства – мужик в поношенном азяме – угнездился перед ними, спрятавшись за перевернутым столом. Выставив из-за края столешницы трехзубые вилы, он нацелил их на воеводу. Черные глаза крепача блестели из-под взъерошенного чуба. Во взгляде угадывалась обреченная решимость вперемешку со страхом. Такой не задумываясь ткнет человека оружием. От озлобленной паники зареченца, похоже, отделял один шажок. А посему Всеволод приподнял обе ладони, показывая, что не имеет дурных мыслей и уж тем более не хочет получить пару вершков железа под ребро. Болотник в ответ еще крепче стиснул вилы. Всем своим видом говоря, что помощи от него ждать не стоит.

Собравшись с духом, воевода с трудом встал. Оперся правой рукой о стену. Левая, стянутая ремнями, на которых болтались обломки щита, занемела и не желала двигаться. Всеволод поначалу решил, что она сломана, но тут увидел кусок щепы, торчащий из прорехи в кольчуге. Выдернув его и освободившись от ремней, он почувствовал облегчение. Сжал и распрямил пальцы, ощущая, как силы медленно возвращаются в мышцы.

Свет, льющийся из дверного проема, внезапно заслонила тень. Прятавшаяся за печью баба взвизгнула. Мужик попытался ткнуть вошедшего вилами. Железо со звоном отскочило, отраженное лезвием меча.

– Смотри, кого колешь, безмозглый, али страх тебе совсем зенки застил? – рявкнул вошедший в избу. Всеволод тут же признал Тмила, гридя, которого он отрядил в помощь Врасопряхе.

Сама морокунья с руками, перемазанными в грязи, и в разодранном на лоскуты плаще вынырнула из-за спины воина. Вопреки измотанному виду, на осунувшемся, заострившемся лице колдуньи продолжали живым огнем гореть нечеловеческие глаза.

– Говорил же я вам, кудесница, что нашего воеводу так просто не убить, – криво усмехнулся гридь, хлопая окольничего по плечу. – Для этого надобно нечто поболе, чем одна рогатая страшила.

– Ты цел? – Врасопряха обеспокоенно обшаривала Всеволода взглядом.

– Да. Дыхание немного сбило, только и всего, – покривил душою воевода. – Но меч я, похоже, потерял, – со смущением признался он.

– Возьми этот. Макарова игрушка, но ему она уже не пригодится, – тихо сказал Тмил и протянул окольничему клинок.

Всеволод молча принял оружие. Мысленно отметил еще одну утрату, понесенную дружиной. «Ох и дорого обходится нам поход на болота. Похоже, ежели кто из