Воин-Врач V - Олег Дмитриев

Глава 23

Новое слово в дипломатии

Про то, чтоб в каждом постоялом дворе были хитрые ходы, какими можно, приди нужда, проникнуть внутрь незаметно, придумал Кондрат, когда планировали строительство нового города на побережье. Не поленился он и добраться лично до той комсомольской стройки, да там и остался, помогая и обучая коллег.

Короли, узнав о таком простом и скучном объяснении Чародейского появления, хмыкнули одинаково. И, надо полагать, отложили в памяти не только то, что закладывать постоялые дворы с харчевнями самим оказывалось гораздо выгоднее, чем собирать по́дати с владельцев, но и схему постройки с такими удачными неприметными дверками. Но речь шла, понятное дело, не только о деревянном зодчестве и микроэкономике.

Лишних из зала северяне шуганули, не стесняясь в выражениях, велев прихватить с собой баб и спавших. Когда стало значительно свободнее, зашёл с улицы Крут Гривенич, отвечавший снаружи за отвлекающий манёвр и пустячную болтовню со стражниками на дворе. Остались только вожди и воеводы. И пошёл разговор о главном.

— Сомнительно как-то это, — почесав щёку, признался Свен. — Сидят себе спокойно, ну, бегают лодки от них туда-сюда, ну, торгуют помаленьку. Не слыхал я худого, вроде, про них.

— Потому и не слыхал, — согласился Всеслав, — что по торговле У́вэ у тебя старший. Те, кому я склонен верить, говорят, что тот У́вэ каждый месяц получает от Хольстенов сотню марок. Второй год. Не примечал ли странного за ним?

Датский король нахмурился было, но сомнение на лице его скоро сменила злость. И не на русского князя.

— Собачий сын, а говорил мне, что в рост серебро даёт! Что два его зятя-торгаша с фризами да латгалами сговорились напрямую работать, с того и разжились! А сам, тварь такая, уже год как в дружинный дом еле-еле бо́ком влазит. И глаз другой стал у него, верно.

— Я, Свен, троих вы́тропил по тем следам, что от последнего лихозуба вы́знал. Каждый с руки ел, кланялся да добрые слова говорил. Лет десять их знал, не меньше. Мало приятного в том, чтоб такие новости узнавать, брат. Но от нужника́ отворачиваться и делать вид, что несёт от него не дерьмом, а фиалками, я позволить себе не могу, — спокойно ответил аж покрасневшему от ярости датчанину Всеслав. — Это как нарыв, ве́ред на пальце. Упустишь время — и от простой царапины без того пальца останешься. Ещё промедлишь — придётся и руку отнять. А коли совсем уж запустить — то и весь целиком сгинешь. От простой царапины, повторю.

— И что стало с теми тремя? — без особого интереса уточнил норвежец.

— Повыспросили их ребятки мои со всем тщанием, Олаф, да и отпустили, — легко отозвался Чародей. И после небольшой паузы добавил, — со стены городской, вниз головой. За ногу привязав сперва. Так и висят там. Назидательно.

Северяне понимающе покивали головами. Каждому из них вспомнились высокие стены-заборола Полоцка. В их краях так не строили, там были в ходу постройки пониже.

— А с чего ты взял, что именно Хольстены беду принесут? — через некоторое время спросил Эстридсон.

— С логики. Со смысла здравого. И с дурной привычки предполагать худший путь из возможных, — задумчиво ответил Всеслав. — Если он сбудется, то я не расстроюсь, а если вдруг выйдет лучше того, что я предполагал — даже обрадуюсь.

— Разумно, — кивнул Олаф. — Но всё-таки?

— Смотрите, — князь сдвинул в стороны миски и плошки, освободив место на столе перед собой. — Вот ваши земли.

Палец, смоченный пивом, очертил схематичные, но вполне узнаваемые контуры Скандинавии и северной Европы. Не забыв и про бухту Шлей, и про реки вокруг неё.

— Пришли откуда ни возьмись незнакомцы и отсы́пали тебе, Свен, золотишка за возможность отстроиться на пепелище Хедебю.

Датчанин не произнёс ни слова и даже бровью не повёл. И лишь по еле заметному движению мышц челюсти под бородой было понятно, что обсуждение это ему не очень по нраву. Но углубляться, не имея конкретики, Всеслав и не планировал.

— За два неполных года на берегах Тренена и Эйдера, не говоря уж об окру́ге Шлезвига, стало тесновато от наёмников. Сидят они, вроде, спокойно, следят за тем, чтоб нужные кораблики плыли себе мирно и на во́локах долго не стояли. И помогают ненужным пропадать время от времени.

Никто из северян не начинал ни спорить, ни перебивать его. Слушали внимательно.

— Числом они уже под восемь сотен, и это лишь те, что на виду. Ещё пара-тройка лет, и я не поручусь за то, что они не продадут земли южнее Эйдера Генриху, если он даст хорошую цену.

Судя по окаменевшему лицу Свена, подобные мысли посещали и его, хоть и гнал он их от себя прочь изо всех сил. А вот теперь, после слов о нужнике и фиалках, задумался ещё крепче.

— Что ты предлагаешь? — проскрипел датчанин явно через силу.

— Торга не может быть в четырёх случаях, — Чародей поднял правую руку, растопырив пальцы, кроме большого, и начал загибать по одному, с мизинца. — Если не́кому покупать. Если не́кому продавать. Если нет товара.

На оставшийся указательный палец его все смотрели с небывалым вниманием, ожидая последних слов.

— И всё сказанное вместе.

Кулак, крепкий, жилистый, с длинным кривым белым шрамом, приковал к себе взоры королей. А точнее, князя, хёвдинга, конунга и ярла. Спорить с логикой всегда было трудно. И глупо.

— Мне не нравится последний случай, — проговорил Эстридссон. И в голосе его звучала угроза. — Это мои земли!

— Я и не спорю, — ответил Всеслав, разжав правую ладонь и положив её, раскрытую, на стол. Рядом с нарисованной и уже подсыхавшей там бухтой Шлей. — А теперь к вопросу о том, как можно продать одно и то же дважды и даже трижды. При этом не продавая вовсе.

Датчанин поднял седую кустистую бровь, изобразив заинтересованность.

— Хольстены купили право строиться и торговать. Крут заплатил виру за тот пожар, вслед за которым эти во́роны и слетелись на твой огород. Я готов заплатить за то, чтобы этим путём, с Северного моря в Варяжское, ходили наши лодьи. Только наши. Любой, кто решит торговать