Шут - Ник Гернар

Звуки стали громче. Потом послышался шорох — сухой, шелестящий, словно по камню тащили мешок с костями.

Наскоро погасив свой маленький костер, я осторожно подполз к выходу и выглянул наружу и напряг глаза, используя по максимуму их улучшенные возможности.

В голубовато-зеленом сиянии грибов и камней к пещере двигалась человекоподобная фигура. Приземистая, сгорбленная. Она не шла, а скорее ковыляла, волоча одну ногу. Лохмотья тюремной робы развевались, раздуваемые ветром, и в какой-то момент мне даже невольно подумалось, что уж очень этот силуэт похож на скелеты в яме.

Но, разумеется, все мои молчаливые соседи оставались на своих местах. А этот парень в лохмотьях, хоть и смахивал на покойника, тем не менее все еще был жив. Сделав несколько шаркающих шагов, он остановился, наклонился к земле и резкими, звериными движениями принялся выцарапывать что-то в грунте крючковатыми длинными пальцами.

Судя по всему, местный дикарь. Один из тех, кто сошел здесь с ума и теперь выживает, как может.

Он вдруг замер, почуяв мое присутствие. Медленно, с противным хрустом позвонков, его голова повернулась в мою сторону. Из-под спутанных прядей грязных волос зелеными огоньками блеснули два глаза, как у кошки. Рот растянулся в беззвучном оскале, обнажая почерневшие, полуистлевшие зубы. В призрачном сиянии ямы и на фоне раскачивающихся скелетов это выглядело настолько впечатляюще, так что у меня невольно по спине мурашки пробежали.

Он не закричал. Он издал низкий, горловой рык. Поза изменилась — из ковыляющего карлика он превратился в готовящегося к прыжку хищника.

Я опустил автомат. Не тратить же на него боеприпасы. Да и шуметь не хотелось среди ночи, оповещая всю округу о своем присутствии.

Безумец рухнул на четвереньки и неожиданно быстро пополз ко мне, двигаясь по-паучьи резко и порывисто.

Его пальцы впивались в землю, оставляя глубокие борозды. Из горла вырывался сиплый рык.

Я отступил глубже в пещеру, за тень. Отбросил автомат за спину, чтобы не мешался. И активировал энергию «истинного убийцы». По ладони пробежало уже знакомое холодное покалывание.

Он влетел в пещеру, как бешеный зверь. В прыжке. Злобный оскал пронесся мимо моего лица буквально сантиметрах в тридцати, и я ощутил едкое зловоние его дыхания.

Время замедлилось.

Жар и судорога пронзила мне руку от плеча до запястья. Когда Женька говорила, что трансформация — это боль, она не лукавила.

Как и в том, что к этому привыкают.

Из моей левой ладони вырвался сгусток абсолютной черноты, приняв за доли секунды очертания тонкого узкого клинка.

Мне даже не пришлось наносить удар. Я просто подставил лезвие на пути его броска.

И безумец с размаху влетел грудью на ядовитый клинок. Раздался звук разрываемых волокон и связок. Лезвие вошло в щуплое тело по самую рукоять.

Безумец сначала замер, нанизанный на мое оружие. Его глаза округлились. А потом он закричал. Дрожь прошла волной по его телу. Изо рта, глаз и ушей хлынула кровь. С неожиданной силой отпрянув от меня, бешеный упал. И через секунду затих навсегда.

Я оттащил тело метров на двадцать от входа, оставив его в густой тени под сломанным деревом. Вернувшись в пещеру, я прислонился спиной к земляной стене и, положив автомат на колени, прикрыл глаза.

Но, видимо, вздремнуть в эту ночь мне было не суждено. Потому что не прошло и получаса, как снаружи сквозь шум ветра раздался долгий надрывный вой.

Я придвинулся ближе к входу. Окинул взглядом расстилавшуюся вокруг ночь, и заметил два красных огонька по ту сторону ямы.

Неужели еще один сумасшедший на четвереньках?..

Обладатель красных глаз между тем опасливо приближался к пещере. Он то замирал, то ускорялся. То терялся из виду, и тогда в темноте снова звучал его надрывный то ли плач, то ли вой.

И вскоре я понял, что мой новый гость и правда перемещается на четвереньках. Но при этом вовсе не сумасшедший.

Ему потребовалось около часа, чтобы решиться выйти к моей пещере. Темный короткий мех на шкуре искристо поблескивал в ночном мерцании. Около метра в холке, обвислый зад, как у гиены. Округлые небольшие уши, длинная морда, шрамы на боках. Он припадал на правую переднюю лапу. И был голоден. Он минут десять храбро смотрел мне в лицо, не уставая скалиться. А потом начал боком отступать к свежему трупу.

Интересно, почему других его сородичей здесь не видно? Этот длинноносый — храбрец, или просто в отчаяньи?

Меня вдруг сжала странная, иррациональная жалость. Сейчас ведь сожрет этого уродца и околеет. Яд-то, судя по всему, сильный.

Я даже вздохнул с досадой.

Может, закопать мертвеца?..

Хотя это не поможет. Я же не стану сейчас котлован выкапывать, чтобы какая-то зверюга нечаянно не траванулась. Да и нечем. А полуметровым слоем земли от дикого зверя мясо не спрячешь, все равно раскопает…

Поймав себя на таких странных мыслях, я даже фыркнул от неожиданности. Мой гость разом напрягся, воинственно вздыбил шерсть на загривке.

Интересно, если его пугнуть, длинноносый скорее бросится на меня, или убежит прочь, позабыв про ужин?

Длинноносый повернул голову к своей добыче, обнюхал и… чихнув, отступил. Сев рядом с трупом, он вскинул голову и горестно завыл в небо.

— А ты умней, чем я думал, — вполголоса сказал я своему мохнатому гостю. — Не стал жрать, что попало.

Тот умолк. Внимательно посмотрел на меня.

И я открыл последнюю банку тушенки.

В конце концов, какая разница, сейчас я ее съем или через несколько часов?

Отрезав клок брезента, я зачерпнул ложкой почти половину содержимого банки и выложил на импровизированную миску. Стараясь не делать резких движений, положил ее у входа в пещеру и осторожно отодвинул подальше дулом автомата.

Зверь внимательно следил за мной. Я пересел поглубже внутрь и принялся неторопливо есть свою половину.

Длинноносый взволнованно втянул воздух носом. Встал. Отряхнулся. И в этот момент я с удивлением заметил у него ошейник.

Так ты не такая уж дикая тварь из дикого леса?..

Длинноносый, настороженно опустив голову, медленно двинулся к пещере. И когда я выскребал ложкой остатки своей порции, он наконец-то решился попробовать свою.

Вылизав брезент начисто, зверь обнюхал воздух, фыркнул

и, всё так же припадая на лапу, скрылся в ночи.

Больше никто не приходил. Ветер по-прежнему выл, скелеты раскачивались в такт, а я наконец сомкнул глаза. Дремота навалилась тягучей, липкой волной.

А утром меня разбудило молчание.

Ветер стих. Полная, оглушительная тишина, какая бывает только перед рассветом или после катастрофы. Я выглянул из пещеры. Небо на востоке светлело, приобретая грязно-серый, болотный оттенок. Сияние камней и