Разгильдяй - Сергей Николаевич Чехин

своего отца, потерявшего (в обоих смыслах) единственного сына, за мать, оставшуюся без помощника и кормильца, и в конце концов за себя, потому что сгинуть на чужбине, не дотянув до самого расцвета сил — это, знаете ли, такое себе удовольствие.

Три «ракеты» в третий раз устремились к цели, но остановил лишь одну — и то ценой содранной до костей плоти на пальцах и ладонях. Руки до запястий выглядели как у Терминатора во втором фильме, но перекачанный киборг-убийца не чувствовал боли, а мои кисти словно попали под гидравлический пресс, и давление с каждой секундой росло, грозя расщепить затрещавшие кости по волокнам.

Но и это полбеды — зависшее в метре от лица горящее бревно обдало щеку таким жаром, что кожа покраснела и покрылась пузырями как от фонтана кипятка. Удар снова отбросил на середину площадки и помимо разорванных камнями ступней каждый палец на ногах переломало в нескольких местах. От нахлынувших непередаваемых ощущений едва не потерял сознание, но инстинкт выживания впрыснул такую дозу адреналина, что сердце едва не лопнуло как проколотый шарик, а налитый кровью глаз полез из орбиты. Отключись я тогда — и нацеленное точно в грудь острие оборвало бы тернистый путь иномирца, но остановить снаряд — это одно, а вернуть обратно, да с той же скоростью — принципиально другое.

Кряхтя, сопя и трясясь как штангист, рискнувший толкнуть втрое больший чем обычно вес, начал медленное движение рук, словно в попытке расшатать заржавевший руль — и раскаленный воздух сопротивлялся едва ли не сильнее металла. Никто в детстве не проверял выносливость на прочность, хватаясь зимой за старые чугунные трубы центрального отопления? Помните, как потом спирало дыхание, рябило в глазах, а от боли вертелись волчком и часто моргали от выступивших слез? А теперь представьте то же самое, только повысьте градус разика этак в четыре, и осознайте, что с громким криком уже не отпрыгнешь и не подуешь на покрасневшую ладонь, радуясь отступающей муке.

Около минуты ушло на разворот бревна «соплом» ко мне, «боеголовкой» к врагу. Обливаясь смешанным с кровью потом и балансируя на грани сознания, махнул рукой как волейболист при подаче и отправил дубовую бомбу аккурат в средний требушет, напитав на прощание последними крупицами магии. Секунда, вторая — и громыхнуло так, что над лагерем краснопузых вырос трехэтажный огненный гриб, а половина выстроившихся каре центурий сложились костяшками домино. Взрывная волна дошла до Брилла, сбросив зазевавшихся стрелков со стен, а меня опрокинув на спину таранным тычком, сравнимым с наездом автомобиля. После всего пережитого — сущий пустяк, ведь главная цель достигнута — осадные орудия разметало как хлипкие прутики, а забарский чародей нашел последнее пристанище под обломками машин.

Казалось бы, Брилл спасен, воины не гибнут под обстрелами, но важная тактическая победа далась немалой ценой, и речь не только о моих травмах.

Первый из нарочито пропущенных стволов пробил цитадель на уровне второго этажа, и по комнатам и коридорам прокатился пылающий всепожирающий смерч, словно в окно вставили гигантский раструб огнемета и врубили на всю катушку. Все, что могло гореть полыхнуло как сухое сено, а из бойниц повалил дым — черный как нефть и густой как предрассветный туман.

Второй ударил в центральные ворота и вынес не только дубовые створки, но и обрушил по десять метров стены с каждой стороны, и в образовавшуюся брешь без особого труда борт к борту въехала бы пара «БелАЗ-ов». Сколько при этом погибло лучников, старался даже не думать, да и некогда было — не успела осесть пыль, как с юга заревели трубы, и оправившийся после взрыва стальной легион перешел в наступление, оставив за собой всего пару дюжин убитыми, контуженными и ранеными.

Нужно уже сейчас начинать подготовку к обороне — баррикадировать прореху, расставлять стрелков, собирать попрятавшихся по закоулкам и подвалам мятежников и выстраивать в боеспособные порядки. И вернуть в строй перепуганных до полусмерти солдат мог лишь один человек, но Борбо, похоже, предпочел сгореть живьем, чем унять горечь утраты кровью убийц. Я же лежал ничком и не чувствовал ничего ниже шеи, да и на той будто затягивали удавку, а виски сжимали тисками. Не хотелось ничего, даже дышать, но я не имел права бросить Брилл на верное поражение после всего, что нас связало, и когда няшкам-близняшкам грозила лютая и позорная смерть в лапах гвардейцев.

Всей оставшейся воли и решимости хватило только на то, чтобы согнуть в локте левую руку. От одного вида обожженных костей с присохшими кусочками черной плоти подкатывала тошнота, и я бы вырвал, останься у желудка силы сокращаться.

— Давай, — прорвалось сквозь спекшиеся губы. — Хилься и вперед.

Сияющий червячок боязливо выглянул из-за сустава, обвился вокруг фаланги и пропал, а миг спустя рука шлепнулась на камни. Пожалуй, через пару часиков накопилось бы достаточно маны на полное исцеление, вот только в моем распоряжении не имелось и двадцати минут — грохочущие квадраты с неумолимостью асфальтового катка приближались к городу, и против них у защитников не было ни малейшего шанса, если я не приду на подмогу. Но пока что не только прийти — приползти не получилось бы, однако я не оставлял попыток, ведь немало боли осталось позади, еще больше ждало впереди и слишком многое стояло на кону. Нечего отдыхать в шаге от цели, сдохни — но сделай, и будь что будет.

Локоть оторвался от кладки, медленно, как рычаг стартующего паровоза, выпрямился, и я взглянул на пухлого облачного барашка сквозь окутанные ослепляющим маревом силуэты исцеленных пальцев. Стигмата никуда не делась, но эти отметины — меньшее из всех неудобств. Тут же с ладони расплавленным золотом хлынул жидкий свет, вязким маслом обволакивая изнуренное искалеченное тело. Но магия принесла не долгожданное облегчение, а новую боль — когда срастались кости, ощущения были, будто их опять ломают, а в заживающую с тысячекратным ускорением плоть тычут раскаленной кочергой.

Но я не выл, не извивался червем, не катался в агонии, а с улыбкой и жгучими слезами на глазу вспоминал Лиру, вдохновляясь стойкостью и терпеливостью почившей боевой подруги. И хотя колдовской родник иссяк прежде, чем организм полностью восстановился, я сумел подняться, шатаясь как избитый пьяница, и побрел к ведущему с крыши люку. Главное — успеть добраться до генерала и убедить возглавить войско, пока огонь не пожрал упрямого старика.

Приставная деревянная лестница развалилась, пришлось прыгать с высоты двух человеческих ростов — днем ранее это не доставило бы никаких проблем, нынче же я рухнул мешком картошки, кое-как поднялся