Разгильдяй - Сергей Николаевич Чехин

Не успел спуститься со стены, а легионеры уже рванули прочь, побросав щиты и оружие. Ублюдков гнали до останков осадного лагеря, где и перебили всех до единого, и лишь после этого мятежники развалились на залитой кровью земле, тяжело дыша и не в силах даже стянуть перчатки. Они заслужили немного покоя, однако время отдыха еще не пришло — впереди ждало событие, по своей значимости значительно превосходящее сегодняшнюю победу. Ведь мало выиграть битву — надо успеть воспользоваться ее плодами.

— Седлайте коней! — крикнул с вершины холма, но соратники отчетливо услышали эти слова, будто я стоял в шаге от бойцов. — Насаживайте головы забарцев на пики! И скачите на все четыре стороны! Сообщите всем, кого встретите — Брилл выстоял и перешел в наступление! Скоро Герадион падет, и Борбо рад каждому, кто захочет поучаствовать!

Глава 15

Следующей ночью склоны холма озарили десятки погребальных костров — стоящие кругом мятежники тихо молились обоим богам, провожая в последний путь друзей, сыновей, братьев. Не стал торопить скорбящих — быстрая и уверенная победа выкроила немного времени на отдых и поминки. Но прежде чем пойти последним маршем на Герадион, стоило привести в порядок Брилл на случай новой осады и возможного отступления. И хотя дозоры сообщили, что ангварский полк повернул к столице, крепость на холме должна вместить всех, кто осмелится встать под синий стяг в решающем бою. Поэтому своими силами восстановил разрушенную стену и поспешил к цитадели, ремонтом которой занялись две дюжины пожилых мастеров с отрядом молодежи на подхвате. И прежде чем взяться за пробитую кладку и обугленные перекрытия, предстояло вытащить всех погибших при пожаре.

На площади подле крыльца ровными рядами укладывали трупы — раздавленные обломками, обугленные до черной корки и погибшие от удушья. Прошел мимо, стараясь не смотреть на раззявленные рты, вытаращенные и белые как у печеной рыбы глаза и бугристую черноту вместо лиц, и стараясь пореже дышать, как вдруг боковым зрением заметил в дальнем углу опаленную рыжую копну.

Близняшки лежали рядышком и будто спали, если бы не угольные разводы на коже и неестественная недвижимость — и хоть смерть от отравления гарью в разы менее жуткая, чем в открытом огне, легче от этого не стало.

— Мы нашли их в подвале, господин, — воин с длинными седыми усами прижал к груди стеганый подшлемник. — Бедные девочки. Жить бы да жить.

Присел на колено и сжал холодную твердую ладонь Иланы, не в силах смотреть на почерневшую от сажи некогда прекрасную мордашку, ныне превратившуюся в пепельную маску смерти. Но самое страшное — это по моему приказу сестры спрятались в подвале, чтобы не попасть под обстрел в тот самый миг, когда я нарочито остановил лишь одно бревно из трех. И как ни крути, это решение правильное от первого до последнего шага, вот только в своей невиновности можно убедить судью, но не совесть. Что поделать — не бывает войн, которые губят только негодяев, и любая распря в первую очередь забирает самых сильных, смелых и достойных.

С утра пораньше над городом вновь пронесся перестук топоров — четыре сотни бойцов рубили и заостряли дубы — нет, не для баллисты, а для трех рядов наклонного частокола. Стены крепости, как ни странно, ее самое уязвимое место, слабое звено обороны, а мне требовался укрепленный до предела опорный пункт, чтобы нас не разгромили прежде, чем со всего королевства подтянутся подкрепления.

Но сколько бы людей не вдохновилось идеей восстания, нам остро требовались союзники со стороны, да не вчерашние крестьяне, едва выучившиеся, каким концом копья колоть врага, а каким приветствовать командира, а опытные воины. И на ум в первую очередь пришли самая подходящая кандидатура — эйны, однако до крайнего севера добираться в лучшем случае пару недель, но коль уж заполучил в грязные лапки могущественнейшую из магий, значит самое время воспользоваться ею соразмерно статусу и мощи.

— Леонид?

Вздрогнул, увидев нависшего надо мной Борбо. Генерал успел привести себя в относительный порядок, но все равно выглядел как волк, славно порезвившийся на овчарне.

— Я тут подумал, — прогудел великан и вытащил из-за пазухи сложенную в квадрат синюю ткань — плотную, яркую и сразу видно — дорогую. — Таиться боле нет нужды. Носи это с гордостью.

Встал и вскинул подбородок, и фибула на груди щелкнула булавкой медали за отвагу. Воевода кивнул, убедившись, что плащ сидит согласно уставу и достоинству и стукнул себя кулаком в панцирь.

— Когда вернем трон — назначу тебя старшим советником.

Я лишь склонил голову, скромно улыбнулся и произнес:

— Мне пора к эйнам. Попробую переманить дикарей на нашу сторону.

Тяжеленная ладонь легла на плечо, и мне пришлось неслабо напрячь спину, чтобы не согнуться под весом мозолистой лапищи.

— Дерзай. Верю, все получится. Коль уж в тебя поверила Лира — то поверят и варвары. Ну, успехов. Не знаю, чем все в итоге закончится и пересечемся ли еще раз, поэтому говорю сразу и как есть. Я с огромной радостью породнился бы с тобой, будь дочь жива.

— Я не подведу.

Старик улыбнулся — впервые за все время нашего знакомства.

— Не сомневаюсь. До встречи, колдун — маленький снаружи и величайший внутри.

Эх, если бы так и было. Зажмурился, вырывая из памяти ощущение холодной влаги под ногами, рева студеного ветра и густого уханья прибоя. Это оказалось не проще, чем выловить рукой рыбешку в ведре мутной воды, заклинание сработало далеко не с первого раза, но вот привычные гомон и стук сменились шепотом Брилльского моря, а теплый летний воздух — пробирающим до костей морозом.

Я вновь стоял на горбу громадного Дан'Айгура — Камня Духов: сосредоточения стихий и шаманской силы. Пенные шапки разбивались о покатые темно-серые бока и кололи незваного гостя замерзающими на лету брызгами, хмурые тучи сбивались надо мною в иссиня-черный грозовой фронт, и сама природа словно кричала — убирайся, чужак, тебе здесь не рады. Но я и не в гости пришел, а взять свое и, если понадобится, сразиться за это с кем (или чем) угодно.

Меж тем сквозь вой и плеск пробился голос — медленный и тягучий как сам водоем. Никогда прежде не слышал ничего подобного, будто речь одновременно принадлежала и молодому мужу и юной женщине, и малолетнему ребенка и дряхлому старику на смертном одре. Неудивительно, ведь