Разгильдяй - Сергей Николаевич Чехин

— Где Лира⁈ — выпалил Борбо, сверкнув крупными зубами с куда большими, чем обычно клыками. — Где моя дочь⁈

* * *

Мы сидели у догорающего камина, молча наблюдая за медленной агонией последних язычков огня. Камин — единственная вещь в промозглом каменном мешке под крышей цитадели, которую справедливо назвать хоть сколь-нибудь роскошной, в остальном же помещение слабо походило на жилое. Голые стены, обшарпанные доски пола, клочья пыльной паутины в углах, укрепленная дверь с решетчатым окошком, будто снятая с камеры для особо опасных преступников, и толстый слой пыли везде, где только можно.

Мебель же выглядела так, словно хозяин сам ее вытесал своим же огромным топором, из-за чего все отличалось немалыми размерами под стать исполину, и едва войдя сюда, я вспомнил сказку про Машу и трех медведей. На бревенчатом стуле уместились бы трое таких как я, на застеленной шкурами кровати — все десятеро, а стол больше пригодился бы в королевской трапезной, чем в спальне. Все грубое, колченогое, в остатках коры и заусенцах, сколоченное теми же треугольными гвоздями, какие шли на корабли, а там где не хватало прочности железяк длинною в два пальца, подсобляли распорки и канаты.

Повеяло холодом, я качнул ладонью, и пламя разгорелось вновь, озарив хмурую физиономию, чьи морщины давно сравнялись глубиною с великим множеством шрамов, раны от которых стали бы смертельными для менее габаритных и выносливых бойцов. Генерал отхлебнул пива из кружки, где с комфортом разросся бы фикус, и вздохнул — тяжело и протяжно, будто хилый подмастерье пытался сжать кузнечные мехи.

— Я был готов к этому с того самого дня, когда вот этими вот руками застегнул на девочке синий плащ. Смирился, когда гонец доложил, что ее отряд разбит, а сама она пропала без вести. Но даже и представить не мог, что дочка встретит смерть в магическом огне.

— Мне жаль…

— Утихни, — без злобы проворчал великан. — Вторишь это уже двадцатый раз. Я ни в чем тебя не обвиняю. После драки с Колбаном и такой чародей как ты едва не лишился головы.

Я отпил из кружки поменьше — сделанной для людей, а не горных троллей, — но не из-за жажды хмеля, а потому, что не смог отказать в последнем тосте родителю, потерявшему единственного ребенка.

— Лира говорила, что ее отец — гвардейский офицер… но я и не догадывался, что речь шла о вас.

— Она у меня умная… была. И не болтала лишку. Если бы кто прознал, что лейтенант дочь главаря повстанцев, ее убили бы гораздо раньше и не в пример мучительней. Линн — это даже не фамилия, — гигант снова вздохнул, — а имя матери.

Помолчали, наблюдая за пляской колдовского пламени.

— Ну а ты? — пророкотал Борбо. — Чую в твоем сердце ту же печаль, что и в своем. Лиру всегда тянуло на бедовых ребят, но волшебник… — генерал хмыкнул и качнул головой, восторгаясь отчаянным выбором девушки. — Вся в меня.

— Я пришел не только для того, чтобы рассказать о ее смерти, — я сел вполоборота и пристально посмотрел на старого рубаку. — Я иду на Герадион. И надеюсь на ваше участие.

Исполин залпом вылакал половину кружки и фыркнул:

— Решил встретиться с любимой в лучшем из миров?

— Нет, — без сомнений и колебаний прозвучал ответ. — Решил закончить эту грызню. Пока мы сидим здесь, сотни, если не тысячи гонцов разносят дурные вести матерям, дочерям, женам… — Кружка молотком судьи ударила в широкий подлокотник, и прозвучал вердикт: — Хватит.

— Думаешь, я хочу иного? — буркнул повстанец. — Думаешь, меня держит в стенах лень или… — отросшие острые ногти заскрипели на резной ручке в тон зубам, — трусость⁈ Мои отряды разбиты, ни один из крупных городов не взят, припасы тают как сахар в чае, а парни который день жрут желуди и вареное лыко! Никто не верит в победу, а скоро нас и вовсе сравняют с землей. Видел те штуки снаружи?

— Видел. Это — не проблема.

— Мальчик! — без намека на укор протянул старик, искренне желая вразумить дерзкого выскочку. — Там советник — один из сильнейших чародеев во всей Герадии. Пугать фокусами вчерашних крестьян — одно, а сражаться на равных с колдуном Забара — совсем другое. Уж поверь моему опыту, коего всяко побольше твоего.

— Хорошо, — я не стал огрызаться и спорить, лишь озвучил свое предложение: — Если я прямо сейчас выйду на крышу и развалю катапульты к чертовой бабушке, вы поможете?

— А толку? — пудовый мохнатый кулак рухнул на подлокотник, чудом не сломав доску толщиною с коробку спичек. — Столицу стережет сотня таких машин и столько же ведьмаков. Ты вообще был в Герадионе? Это не просто укрепленный город, это неприступный оплот на четыреста тысяч жителей. Настолько огромный, что простирается до самого горизонта и окружен тремя стенам, причем внешняя — это выстроенные кругом замки, а запасов хватит на любую осаду. Да будь у меня миллион латников, они скорее перемрут от старости, чем принудят гарнизон к сдаче!

— Ни одна стена не выстоит против моей силы, — прозвучало пафосно, но ведь чистая правда. — Но я не смогу уничтожить легионы в одиночку. Кому-нибудь да удастся пустить незаметно стрелу или пырнуть исподтишка кинжалом. Что же касается воинов, то призову на подмогу всех, кого сумею. Если Брилл не падет и опрокинет натиск врага, нас поддержат соратники по всей стране! — настал мой через лупить по креслу — получилось, конечно, не так впечатляюще, зато от всего сердца. — Те, кто потерял надежду что-либо изменить. Те, кто разуверился в победе. Те, кто боится умереть зазря — вот кто станут тем миллионом, что сметет узурпатора! Но сперва они должны увидеть авангард — тех, за кем идти и на кого ровняться — и вдохновиться его подвигами и успехами. Как только мы начнем марш на столицу, под синим стягом соберется больше, чем миллион. Гораздо больше.

Совершенно несвойственная мне пылкая речь не разожгла угли в груди генерала. Увы, людские души — не поленья: можно сжечь плоть, обратить в пепел ударом молнии, но никакая магия не дарует вдохновения и воли к действию. Борбо зачерпнул пива из стоящей между нами кадки и проворчал старым цепным псом:

— На словах мы все великие завоеватели, Леонид. Совсем недавно я думал точь-в-точь как ты. Подниму народ, свергну тирана и верну в Герадию мир и процветание. А что в итоге? Власть Забара прочна как никогда, а народ мрет от голода, чумы и раздора. Вот и весь