Странница - Лея Р.

пристанище. — Ничего, жить можно. В любом случае это ненадолго. А пока лично я собираюсь поужинать и завалиться спать: совершенно нет ни сил, ни желания что-либо предпринимать до утра. В конце концов, мне уже не двадцать лет, чтоб скакать между мирами как сайгак по степям…

— Я бы тоже не прочь… поужинать, — сглотнул Михаил. — Насчёт усталости полностью согласен, давно не чувствовал себя таким разбитым… Интересно, местные горожане сильно отличаются от обитателей нашего мира?..

— Если ты имеешь в виду вкусовые качества, то тут, я полагаю, тебе придётся проверять на собственном опыте, — понимающе усмехнулся Феликс. — А если качества человеческие, то нет, не сильно: такие же жадные, мстительные, мнительные, эгоистичные, жаждущие власти… Разные, в общем.

— Я смотрю, вы уважаете себе подобных, — съязвил вампир.

— А с чего я должен их уважать? — поморщился господин Верховный канцлер. — Отдельных представителей — возможно, но, по большей части, уважать людей особенно не за что. Впрочем, я ведь и сам такой, на уникальность не претендую, так что… А вообще, пустое это.

С этими словами чародей плюхнулся на софу и блаженно вытянул ноги.

— Кстати, если уж ты всё равно решил проветриться, не будешь ли так любезен поохотиться заодно и за одеждой?.. Насколько я могу судить, одеты мы не совсем по моде, что может привлечь ненужное внимание. Впрочем, если тебя это затруднит…

— Меня это не затруднит, — откликнулся Михаил. — Но только потому, что я сам об этом думал, а вовсе не потому, что вы об этом попросили!

Он вдруг одним лёгким движением очутился у окна, с грацией дикой кошки резко отдёрнул штору и с силой потянул створку, поддавшуюся с жалобным скрипом.

— В таком случае, если не возражаете, я вас покину, — произнёс он каким-то глубоким обволакивающим голосом; сузившиеся глаза хищно блеснули, и его силуэт мгновенно растворился где-то в густой черноте ночи.

— Нет, определённо, мы не зря прихватили с собой вампирчика… — протянул Феликс. — Мало что пользу приносит, его ещё и кормить не надо.

Я не ответила. Говорить совершенно не хотелось. В сердце внезапно заскреблись сорок кошек разом. Почему-то всё происходящее вдруг показалось мне глупым и несмешным фарсом: что я вообще делаю в этом чужом, незнакомом мире?.. С людьми, которых едва знаю… Захотелось ни с того ни с сего завыть на луну, но, к досаде, на этом небе даже светил не имелось. Как хорошо было бы сейчас вновь оказаться по ту сторону реальности, раствориться в тёплом мраке межпространственной материи и не думать ни о чём…

— Эй, Лея, ты здесь вообще?.. — встревоженное лицо канцлера зависло прямо надо мной. — Нам вон ужин принесли — какая-никакая, а всё радость. Куда это ты собралась?.. Эк тебя накрыло!.. Вот он, бич Странников! А я ведь предупреждал. Слушай, я бы тебе с удовольствием помог, но именно в этом конкретном случае понятия не имею, как. Честно говоря, вообще слабо представляю, на что это похоже…

— На влюблённость, — уныло откликнулась я, не шевелясь и глядя в потолок. — На манию. Аддикцию, если хотите. Даже удивительно, почему она меня настигла только сейчас. Как будто эта ваша межпространственная материя вырвала нехилый такой кусок души и вложила вместо него пустоту. Весьма болезненную пустоту, надо сказать… Вы даже представить себе не можете, как меня туда тянет. И при этом я знаю, что по возвращении это ноющее чувство заставит взвыть с новой силой. Хочется просто раствориться в этой сияющей черноте и никогда не возвращаться… никогда не быть. Видимо, я схожу с ума.

Сделав столь неутешительный вывод, я прикрыла глаза. Удивительно, как легко мне удалось облечь в слова то чувство, которое так внезапно начало разъедать всё моё существо и которое я сама едва понимала. Это и впрямь было похоже на любовь. Точнее, на любовную зависимость. Только шагни — и она поглотит тебя целиком и полностью.

— Но, знаете, что самое удивительное, — продолжила я свои излияния замершему в нерешительности канцлеру, — ни за какие сокровища мира я бы не согласилась расстаться с этой болезненной привязанностью. Звучит как исповедь мазохиста, но эта боль в груди — я уверена, она теперь вовек меня не отпустит — словно бы окрыляет; это чувство заставляет выть волком, но оно в то же время приятно. Кажется, отними его — и жизнь тут же потеряет всякий смысл. Даже странно, как я раньше жила без этого камня на сердце и не повесилась от полного отсутствия какого бы то ни было смысла своего глупого существования. Вы, наверное, думаете, что я окончательно спятила и несу какую-то дичь… Должна признать, в этом утверждении много горькой правды. Я, собственно, к чему это всё: мне пока, пожалуй, хватит скакать между мирами. Если я там окажусь в ближайшее время, клянусь, я оттуда уже не вернусь. Все доводы рассудка и даже вы будете бессильны. Я с удовольствием окончу жизнь в объятиях межпространственной материи, но снова терпеть эту пытку не буду. Надеюсь, тяга немного утихнет со временем, как после долгой завязки, и тогда я снова смогу… Но не сейчас.

— Этого ещё не хватало, — устало пробормотал мой невольный слушатель. — Ты же, помнится, только что в пляс не пускалась — такой заряд энергии получала. А теперь здрасьте, приехали!

— Я и сейчас получила, — отозвалась я не то восторженно, не то тоскливо. — Это действительно как любовь, по крайней мере, болит так же. Но вот когда любовь неразделённая, от неё хочется избавиться — забыть, убежать, найти новую. А здесь — разделённая, взаимная, сильная, но, в силу обстоятельств, невозможная. Потому и не отпустить её, потому и сладка эта горечь. Знаете, я ещё час могу объяснять, но, боюсь, вы всё равно не поймёте. Да и никто, наверное, не поймёт… Разве что такие же сумасшедшие.

Ещё немного потоптавшись и сочувственно покивав, Феликс всё же сел ужинать. Оно и правильно: не голодать же, в самом деле, человеку из уважения к чужим трудностям с мировосприятием. Мне вдруг ужасно захотелось остаться одной, где-нибудь далеко-далеко, где можно излить тоску жалобным скулежом, хоть немного облегчить её горячими слезами по своему персональному несбывшемуся, и где никто не полезет ко мне с глупыми утешениями, в ответ на которые хочется зарыдать пуще прежнего или же сразу прибить. Утешениями, которые ничего не изменят, от людей, которые никогда не поймут…

Медленно поднявшись, я направилась в сторону второй комнатки.

— Я прилягу здесь, — не глядя в мою сторону, произнёс господин Верховный канцлер, — а наш вампирчик ещё неизвестно когда вернётся. В любом случае до