Воин-Врач III - Олег Дмитриев

что тащили «уставших» под руки, с громким пьяным смехом, песнями и шутками. От тех «друзей» брагой или всеславовкой не пахло даже снаружи, но в том, что все они — подгулявшие пьяницы, не усомнился бы и самый внимательный. Каких в шумной толпе по счастью почти не было.

Пропустив против обыкновения в терем всех дорогих гостей, включая половцев, что аж светились от радости первой победы их команды на льду, Всеслав задержался перед высоким крыльцом. Святослав шумно и настойчиво интересовался, когда же уже за стол, будто это не он все три матча только и делал, что хлестал пиво, заедая жирной вепревиной. Не отставал от старшего брата и Всеволод. Только в его вопросах нет-нет, да и проскакивала тревога. Словно он тоже начинал чуять беду. Рядом, создавая иллюзию спокойствия, мерно беседовали вполголоса о чём-то божественном и высоком патриарх и великий волхв.

Рысь появился, как из-под земли, напугав переяславского князя. И лицо его сияло, впервые за несколько дней.

— Ох и лют твой воевода, Всеслав, — недовольно сказал Всеволод. Что по-бабьи айкнул и отскочил, когда Гнат в своей манере появился неожиданно на пустом месте.

— И не говори. Сам его боюсь. Пойдёмте-ка, дядюшки, за мной. Есть диковина одна, какую надо обязательно перед едой смотреть, потом ощущения будут не те, — повернулся Чародей ко входу в тот подвал, на который едва уловимо кивнул старый друг. И порадовался, глядя на его сверкающий радостью вид.

— А чего там? Яства заморские? Или, может, девки-плясуньи половецкие, каких Севка показывал давеча? — заинтересованно уточнил князь черниговский.

— Лучше, много лучше! Сейчас сам и увидишь, — Всеслав прикладывал ощутимые усилия, чтобы не ускорить шаг. Ступал важно, по-хозяйски, точно и впрямь вёл к какой-то тайной и редкой штуке, какую в обычной жизни не увидишь. И показывать такое можно только редким счастливцам. Создать и сохранить интригу удалось блестяще. Ни один из дядьёв и не подумал интересоваться, куда же запропали их собственные ближники. Не было даже Радомира, что половину вечера гудел в ухо Святославу, что с пивом пора заканчивать. Что плохого могло случиться с тремя русскими князьями на великокняжеском подворье?

Многое. Пусть и не со всеми.

Каморка, в которую завёл всю группу экскурсантов Чародей, была невелика и небогата. Не было там ни окон, ни резных стен-потолков, ни гладких вощёных полов, ни уборов на стенах. А из всей мебели было только две длинных лавки вдоль стен, да большой стол между ними. На котором лежало главное блюдо сегодняшнего вечера.

Ременные петли прижимали к углам столешницы руки и ноги голого мужика. В кулаки были вбинтованы речные камни-голыши. Поди-ка пошевели пальцами в таком раскладе или жилы ногтями разорви, ослабив путы. Во рту, оттягивая углы его аж к ушам, делая перекошенное лицо ещё сильнее похожим на жабье или змеиное, торчала палка. Верёвки с её концов уходили за голову, как конская упряжь. Связанный молчал. Пока молчал.

— Это что за убогий? — лениво поинтересовался Всеволод. И голос его не дрогнул. Почти.

— Это не убогий. От него до Бога далеко настолько, что и представить себе нельзя. Это Пахом Полоз, — спокойно, как о чём-то незначительном, ответил Чародей, усаживаясь на правую лавку, дальше от двери и ближе к голове пойманного упыря.

— Иди ты⁈ — вскинулся Святослав. — Он же выдумка, страшилка бабья! Его ж быть не может!

— Пока может. Ты сядь, дядя. У нас разговор долгий будет, ноги выдержат не у каждого, — в голосе Всеслава звякнула дальним отголоском ненависть. Пока дальним. И глаз с переяславского князя он уже не сводил.

— А чего ты на меня-то глядишь? — чуть выше, чем следовало бы, воскликнул Всеволод — Не знаю, чего там тебе наговорил этот, как ты говоришь, Полоз, но я точно не при чём! Навет это! Ложь!

— Тебе, дядя, садиться не предложу. Тебя ноги держать точно перестанут. Как тебя, тварь такую, земля-то ещё носит? — подсевшим от ярости голосом ответил князь полоцкий и киевский.

— Обман! Неправда! Ни при чём я! — перескочил сразу на визг он. Почуяв на плечах и локтях чужие руки.

— С нами рядом патриарх Всея Руси, дядя. При нём-то хоть брехать постыдился бы. Хотя, чем тебе стыдиться-то, гнида ты лживая. С моего стола ел, грамоты подписывал, под руку просился, а сам такого убийцу на двор мне притащил, что на него глядючи святые образа́ кровью плакать начинают! — рычал Всеслав.

— Нет! Нет! — истерично визжал Всеволод. Но глаза его метались по комнате вполне осознанно, от истерики далеко. Хитёр и опасен, сволочь.

— Да ты мне-то в глаза не бреши, коли ни Бога, ни патриарха ни в грош не ставишь! — рявкнул Чародей, заставив дядю заткнуться. — Вы с ним, с незнакомым, нынче ночью под моими же окнами сговаривались, как через девок подкупленных отраву в поварню пронести!

— Там не было никого! — крикнул переяславец. Но тут же поправился, хоть и опоздав фатально, — не было меня под окнами, спал я ночью! Мои все подтвердят!

— Твои все тебя, паскуда, никогда не увидят больше! Кроме тех, кто в твоих шашнях участвовал. Вот с теми увидитесь. В Аду! — князь снова приложил гипноза щедро, от души. Но, видимо, у родича был какой-то иммунитет.

— Всё, всё — поклёп! Невиновен я! Чем докажешь слова свои⁈

Ах, так? Лучшая защита — нападение? Ну, лови тогда…

— При патриархе Всея Руси Иване, при великом волхве Буривое говорю! Негодяй, тать, убийца и вор, рекомый Пахомом по прозвищу Полоз, сознался в убийствах пяти с лишком десятков живых душ русских. В числе их люд разбойный, люд чёрный, люд служилый и торговый. А кроме них — князья, нашей с тобой крови, дядя, Рюриковой!

Связанный не шевелился. В каморке вообще, кажется, никто не шевелился, кроме пламени факелов и светильников. И в глазах каждого можно было прочитать то, что думали они о Всеволоде Переяславском. И хорошего там ничего не было.

— Твоим словом и за твой задаток нанят был Полоз, чтобы убить меня и семью мою. За содеянное обещал ты ему золота, и то, что когда латиняне придут — можно будет с их позволения неделю грабить Киев да округу, — голос Всеслава будто гвозди вколачивал, да не в крышку гроба-домовины, а прямо в голову дядьке.

— Те, кого ты