Шеф с системой. Империя вкусов - Тимофей Афаэль

Я повернулся к детям, выпрямился во весь рост, посмотрел на их испуганные, растерянные лица:

— Послушайте меня все очень внимательно, — сказал я твёрдо, чётко, чтобы каждое слово дошло. — С нашими пирожками всё в полном порядке. Я только что лично проверил — продукт идеальный, безопасный, вкусный. Всё что говорят про тухлое мясо, про муку с жуками, про отравления — это ложь. Кто-то специально, целенаправленно распускает грязные слухи о нас, чтобы навредить нашему делу.

— Но кто? — спросил Семка тонким, испуганным голосом. — Кто это делает? И зачем? Мы же никому плохого не делали!

Я сжал челюсти. Не хотел пугать их ещё больше, но и врать было бессмысленно — они должны знать правду.

— Гильдия, — ответил я коротко. — Торговая гильдия. Мы стали для них помехой. Слишком успешной помехой и теперь они хотят нас уничтожить.

Тишина. Дети переглядывались, бледнели. Даже Варя застыла на месте, сжав руками перила лестницы.

— Варя, — позвал я, не оборачиваясь. — Собери всех детей здесь, в доме. Пусть никто больше сегодня никуда не выходит. Закрой дверь на засов. Окна тоже проверь.

— Поняла, — она быстро кивнула, начала раздавать детям тихие указания, уводить их в глубь дома.

Я направился к двери, снимая с крюка свой тёплый плащ.

— Александр, — окликнула Варя, когда я уже взялся за ручку двери. — Куда ты идёшь?

Я обернулся, посмотрел на неё:

— Я должен увидеть это своими глазами. и понять насколько далеко зашло, насколько глубоко въелась эта зараза в город.

Надел плащ, застегнул на все пуговицы.

Боец Угрюмого, который всё это время молча стоял у стены, шагнул вперёд, подошёл ко мне:

— Я иду с тобой, — сказал он негромко, но твёрдо. — Шеф велел мне не отходить от вас ни на шаг. Приказ есть приказ.

Я кивнул. Возражать не стал — лишняя пара крепких кулаков рядом сейчас не помешает. Вдвоём мы вышли на улицу, прикрыв за собой дверь. Холодный зимний ветер ударил в лицо, но я его почти не почувствовал — весь был сосредоточен на том, что предстоит увидеть.

Мы зашагали быстрым шагом в сторону Ремесленного квартала — туда, где всегда была самая большая толпа, где нас любили и ждали, где выстраивались очереди за нашими пирожками.

Пора проверить, насколько глубоко въелась эта зараза и есть ли ещё шанс её остановить.

* * *

Ремесленный квартал встретил меня холодом.

Не тем морозным холодом, от которого можно укрыться тёплым плащом и спрятать руки в рукава. Другим. Человеческим холодом — тем, что идёт от отвернувшихся спин, опущенных глаз, поспешных шагов мимо.

Я встал на нашем обычном месте — в узком проходе между двумя большими кузницами. Ещё вчера здесь выстраивалась очередь из десяти-пятнадцати человек — кузнецы, подмастерья, грузчики. Люди ждали, переговаривались, шутили, торопили нас побыстрее доставать пирожки.

Сейчас здесь было пусто.

Я поставил корзину на наш привычный деревянный ящик, который давно уже стоял тут и служил импровизированным прилавком. Откинул тёплую тряпицу — пар пошёл от ещё горячих пирожков, запах мяса и свежего теста поплыл в морозный воздух.

Набрал побольше воздуха в грудь и крикнул громко, на весь квартал, как учил детей:

— Горячие пирожки! Свежие, только из печи! С мясом, с капустой, с морковью! Всего два медяка! Горячие, вкусные!

Голос прозвучал звонко, отразился от каменных стен кузниц.

Люди шли мимо по своим делам — торговцы с тележками, женщины с корзинами, ремесленники. Многие оглядывались на мой крик, видели меня, видели корзину с дымящимися пирожками — и резко ускоряли шаг, отворачивались, спешили дальше. Кто-то даже демонстративно отворачивал голову, делая вид что вообще меня не заметил.

Никто не подходил.

Я стоял, держа руки на краях корзины, и чувствовал как что-то сжимается в груди.

И тут из соседней кузницы вышел Василий — здоровенный рыжебородый кузнец лет сорока, с руками толщиной в мою ногу. Ещё три дня назад он покупал у меня по пять пирожков за раз, ел их прямо на улице, жуя и причмокивая от удовольствия, и кричал на весь квартал: «Эй, парни, идите сюда! У этого повара пирожки — пальчики оближешь!» Благодаря ему у нас тут всегда была очередь.

Сейчас он вышел, вытирая руки о кожаный передник, увидел меня — и отвёл глаза. Пошёл мимо, не здороваясь, глядя куда-то в сторону.

— Василий! — окликнул я громко.

Он замедлил шаг, остановился неохотно, но не обернулся сразу. Постоял так секунды три, потом всё же повернул голову:

— Чего? — голос сухой, неприветливый.

Я сделал шаг к нему, попытался улыбнуться:

— Не хочешь пирожков? Вот, свежие, только что принёс. Твои любимые, с мясом и луком. Помнишь, ты говорил что у меня лучшие пирожки в городе?

Он покосился на корзину, потом перевёл взгляд на меня. Лицо закрытое, неприветливое, совсем не такое как раньше. Никакой улыбки, никакого тепла. Как будто я ему чужой.

— Нет, — буркнул он коротко. — Не хочу.

— Василий, да что случилось-то? — я шагнул ближе, недоумевая. — Вчера же всё было нормально. Ты сам говорил…

— Слышал я, что про твои пирожки говорят, — перебил он резко, всё ещё не глядя мне в глаза. — По всему кварталу уже слухи ходят. Извини, но лучше я у других куплю.

— Какие слухи? — я почувствовал как напрягается спина. — Что именно говорят?

Он помялся, переминаясь с ноги на ногу, явно не желая продолжать разговор:

— Да разное… Что мясо у тебя несвежее. Что с мукой что-то не то. Я не знаю, правда это или нет, но… — он наконец посмотрел на меня, быстро, и тут же отвёл взгляд, — лучше перестраховаться. У меня семья, дети. Не хочу чтобы они отравились. Извини.

Развернулся и быстро зашагал прочь, почти убегая от меня.

Я стоял, смотрел ему вслед, чувствуя как холодеет внутри.

Семья. Дети. Не хочет рисковать.

Мимо прошла пожилая женщина в потёртом тёплом платке, за руку вела внучку лет шести — девочку в тёплом тулупчике. Девочка вертела головой по сторонам, разглядывала всё вокруг с детским любопытством.

— Бабушка, смотри! — она вдруг дёрнула старуху за рукав, показывая на мою корзину. — Пирожки! Горячие! Купи мне, пожалуйста! Я есть хочу!

Старуха резко, почти грубо дёрнула внучку за руку, оттаскивая её от меня:

— Не подходи туда! — голос