Близнецы. Том 1 - Дарья Чернышова

Алеш бросил на кушетку раскрытую сумку и поспешил в западную башню.

Трое гвардейцев владыки оживленно резались в карты в маленькой комнате у лестницы. Появление Алеша резко прекратило все разговоры, и он попытался сделать крюк по проторенной дорожке.

– Где Савуш?

– Размяться пошел, – ответил молодой темноволосый гвардеец с плоским, как у коня, носом. – Нога ломаная опять заныла.

– Ясно. – «Мне некогда его искать». – Я отдавал распоряжения насчет гонца из старой столицы?

Парень с подозрением сощурился.

– Это вопрос?

– Да.

– Было дело. Мальчишка прибегал, сказал не выпускать человека Ильзы Корсах, пока вы не дадите отмашку. Лепетал про какую-то болячку. Если что, отмашки вы не давали.

– То есть он где-то в замке?

– Должен быть. – Гвардеец спрятал свои карты за пазуху, кивнул товарищам и встал из-за стола. – Я разберусь и доложу.

– Спасибо. Пусть Савуш зайдет. Посмотрю заодно, что у него с ногой.

Плохое предчувствие Алеша не обмануло. Савуш явился к нему через полдня – взмыленный и в гордом одиночестве.

– Посланника госпожи Ильзы здесь, очевидно, нет? – вздохнул Алеш. Гвардеец кивнул. – Когда он уехал?

– Не знаю.

– Да чтоб вас! А кто должен знать?

– Хм.

«Вот именно».

– Ладно, показывай свою ногу.

Савуш заработал перелом лодыжки на господской охоте, вытаскивая из лесной чащобы чью-то сбежавшую лошадь. Кость уже давно срослась, но время от времени о себе напоминала. Дурной признак, но не смертельный. Разминаться, носить в обуви подкладку, и вскоре нога совсем перестанет беспокоить.

Зато Алеша крайне обеспокоило исчезновение гонца. Он с трудом представлял себе, как, когда и, главное, зачем этот прыщ сбежал из Кирты с его тетрадью. Хотя на первые два вопроса ответ напрашивался сам собой.

«Был только один подходящий для этого день».

По дороге в Бронт Алеш то и дело возвращался к размышлениям о судьбе своих записей, но все без толку. Тяжелая голова еще больше пухла от постоянного скрипа колес, конского храпа и чужих, безынтересных путевых разговоров. Под конец Лисенок пришел на помощь с колодой карт, уселся рядом и свесил ногу с высокой телеги. «Осел и батрак» наконец-то дали возможность отвлечься. Венцель постоянно проигрывал, оглядывался на повозку Лукии Корсах и полушепотом жаловался на семейную жизнь.

– Нора все время меня поправляет. Я говорю: «У меня много работы. Господин Яспер поручил мне просмотреть столько-то обращений». А она: «Нет, столько-то. И он сказал, у тебя на это неделя». А мы с господином обсуждали это через две стенки и даже не позавчера. Она помнит, что я отвесил ей комплимент на прошлогоднем пиру в честь дня рождения владыки. Дословно мне повторила какой. Очень на меня похоже. Я был так пьян. Я ее боюсь, Алеш.

«А я говорил, что брага до добра не доводит. А тут еще, полагаю, немного амбиций, алчности и секса».

– Ничем не могу помочь. Твоя бита.

– Опять? Что ж такое, – сокрушался Лисенок. – Да знаю, что не можешь. Одно радует: она из Бронта сразу домой поедет, готовиться к памятной по отцу. И за приданым тоже.

«О, алчность вырывается вперед».

– Попросим Солнышко о дожде.

– Ну, все не настолько плохо. Думаю, я просто еще не привык.

Алеш выложил на набитый тюк последнюю карту и опустил руку в карман.

Им с Арникой почти не пришлось друг к другу привыкать.

Пока она оставалась для Алеша только госпожой Тильбе, о которой он знал, что она никакая не госпожа, между ними складывались подчеркнуто рабочие отношения. Но это продлилось совсем недолго. Он догадался потом, что имел в виду старый мастер, сказав: «Пришла беда, откуда не ждали». Алеш твердо знал, что эта девушка совсем не похожа на госпожу Итку – да и вообще ни на кого не похожа. Для него она с первого взгляда стала самой собой.

Они говорили сперва только о ее здоровье. Госпожа без обычного девичьего стеснения рассказывала о своем состоянии до, во время и после отравления. Она называла вещи своими именами и отвечала на некоторые вопросы прежде, чем Алеш успевал их задать.

Ее пугали только его прикосновения. Когда Лукия Корсах открыла тайну Ясменника, госпожа Тильбе почти сразу поделилась своей. «Мой муж не спит с женщинами, – сказала она. – Моя покойная свекровь наняла человека, который должен был меня обрюхатить. Он несколько раз попытался, но, кажется, в неподходящие дни». Потом она очень крепко держала Алеша за руки и уверяла, что Отто об этом не знал – то есть узнал, когда попытки уже прекратились по независящим от него причинам.

И все – чужая алчность, чужие амбиции. Никто такого не заслуживает, ни один живой человек. Чем сильнее и выше поднималась внутри волна гнева, тем пронзительнее и спокойнее становился взгляд невидящих глаз.

Алеш тогда встал на колени и поцеловал подол ее платья. Она погладила его по волосам и с тех пор больше не боялась прикосновений.

Той весной она расцвела, окрепла и стала его прекрасной Арникой. Казалось, так было всегда, всю жизнь: она родилась, чтобы носить это имя, а он – чтобы ее назвать. Она иногда совсем без слов его понимала. Алеш смотрел на нее и улыбался, а Арника говорила: «Я знаю».

«В зиму вечную ты – тепло, в ночь беззвездную ты – мой свет…»

Алеш рядом с ней не скучал по дому. Дом оставался в ее руках и открывал незримые двери, когда она улыбалась. Там его всегда ждали тишина и покой, а потом и самая чистая из радостей: смотреть, как Арника кормит сыновей.

Она приходила наяву и во сне, но никогда насовсем не уходила – запах ее волос, шорох платья, призрак прикосновения всегда оставался Алешу, как ценный подарок. Он говорил на прощание: «Поцелуй за меня детей». Она отвечала: «Ладно. А сейчас я тебя за них поцелую».

Алеш потер ребра. Все, вот оно, постучались к нему воспоминания и не скрывают, что они из прошлого. Теперь так будет всегда, до конца его дней. Он вдруг затосковал одновременно и по матери, и по мастеру Матею. Захотелось выть и стенать, как брошенный пес. Венцель как раз отвлекся на что-то впереди – может, и не услышит.

– Алеш, – шепнул вдруг Лисенок, – глянь.

Он развернулся по ходу движения телеги и почувствовал, что ребра у него сейчас рассыпятся в крошку.

Они почти приехали. Высокие бронтские ворота, защищенные крепостной стеной, уже готовились перед ними открыться. Дорога на подъезде