Либеллофобия - Н. Мар

умылась горячей водой из лужи, но всё равно затряслась в ознобе. Умирать расхотелось. Ничего героического не было и в помине в этом тельце на четвереньках.

Кайнорт цеплялся руками и лапами к стенам и в один момент завис вверх тормашками над широким бугром. Кожа на бугре задрожала, треснула, разошлась тремя морщинистыми веками. И оттуда выпучился скользкий мутный глаз. Бритц сорвался с потолка на пол.

— У неё где-то ещё штуки три, — добавила я.

— Вот что бывает, если часто закатывать глаза.

Он дышал тяжелее. И начал мешать языки. Почему-то вдруг, как только Бритц проявил знаки близкого отчаяния, мне стало ещё страшнее.

— Ладно, воду землярка добывает внизу, — рассуждал он, садясь напротив меня. — Ну а за кислородом она поднимется?

— У неё запас воздуха в альвеолах на коже.

— Глаза внутри, а лёгкие снаружи… А если кислород вдруг закончится? Может, тогда она всё бросит и помчится наверх?

— Кайнорт, я же не ветеринар. Я не знаю! И вообще, землярка это… не животное даже, это гриб. Полуразумная полугрибница-полукорнеплод.

— Грибница? — в замешательстве повторил эзер, будто всерьёз рассчитывал договориться со зверюгой, но прихватил не тот словарь. — Ладно, давай так: я оставляю тебя в живых, а ты показываешь, где у землярки альвеолы.

— В живых меня и Волкаша.

— Идёт.

Надо признать, жизнеспособная идея пришла ему в разбитую голову. Только веры Бритцу не было ни на арахм. Меньше, чем кислорода вокруг.

— К альвеолам нет доступа, — отрезала я.

— Слушай, так я не смогу исполнить свою часть уговора, потому что ты здесь задохнёшься.

— А ты её и так не исполнишь!

— Мр-р! Ула!..

Кайнорт по-лисьи подался ко мне и цапнул лодыжку. Но мы больше не мило беседовали в долине. Здесь даже некрепкое пожатие шнурованного голенища могло закончиться оторванной ногой. Я рывком подтянула колени к груди и выпустила клыки:

— Не прикасайся!

— Хорошо.

— Никогда больше!

— Не буду, — он сел на прежнее место, хотя мои хелицеры в бою не стоили его керамбитов. — Слушай… Берграй слабо чувствителен к магии Волкаша. Если твой скорпион ещё жив, остаются считанные часы, прежде чем Альда Хокс замучает его и казнит. И только минори имеют право миловать в период войны.

— Я видела, как ты голыми руками одолел Берграя. Уж Волкаш-то…

— Вряд ли Волкаш низок настолько, чтобы притворяться мёртвым.

Он пользовался тем, что я ни черта уже не соображала. Но партизанский атаман слыл самым благородным на всём Кармине. Погибнуть славно и с достоинством было очень в его духе. Бритц позволил мне думать: долго, несколько минут.

— Ищи в том конце, за последним ребром, — сдалась я. — Только не мучай землярку…

— Я же не собираюсь ей петь.

Эзер поднялся и провёл пальцами вдоль рёбер на стенах. Он нашёл мягкое, как нёбо, углубление там, где я сказала. Прицелился. Не успел нож царапнуть нёбо, как из кожаной стены выскочили зубы. Плоские, но покрытые грубыми мозолями. Пасть глотнула Бритца по самый локоть. Я хмыкнула. Пытаясь вырваться, Кайнорт опять полоснул землярку, но она только перехватила добычу повыше, и раздался новый хруст. Бритц выронил керамбит. Он задержал дыхание и стоял так минуту, не двигаясь, с переломанной рукой в пасти землярки. Она больше не чавкала.

— Ты же не ешь мяса? — пробормотал Бритц, обращаясь к ней.

— Не ест, но и не даёт себя в обиду, — ответила я.

— Я не с тобой говорю.

Спустя ещё минуту без движения землярка отпустила руку обидчика и спрятала зубы. Бритц отшатнулся и попытался присесть. Но горб под ним заморгал, и эзер соскользнул с очередного глаза на пол.

— Хотя… — он прикрыл глаза, бледнея сильнее обычного. — Ты имеешь моральное право злиться, Ула.

— А ты нет.

— А я и не злюсь.

Я хмыкнула и встала, с трудом поддерживая голову. Вдали от зубастого углубления, за первым ребром, стена напоминала стёганое ромбами одеяло. Это и была задняя поверхность дыхательного аппарата землярки. Прямо к ней примыкали альвеолы, полные азотно-кислородной смеси. Партизаны запрещали мне приближаться к этому месту, поэтому я разузнала о нём как можно больше.

— Вот тут, — я указала на узел, где сходились ромбы.

Бритц повернулся и сел, опираясь на левую руку:

— Честно?

— Честно.

— Честно-честно?

— Честно-честно.

— Честно-честно-честно?

— Честно-честно-честно.

Мы дёргано рассмеялись, растратив последний воздух. И я тотчас себя одёрнула: как не стыдно? Это нервы. Я не собиралась, это даже было не смешно. А Кайнорт подполз, куда я сказала.

— У неё тут нет рецепторов?

— Есть. Здесь зубов нет. Ты делаешь землярке больно, но ей нечем ответить.

— Пф-ф…

Вспоротые лезвием швы засвистели. Воздух из альвеол наполнял комнату. Мы дышали! Землярка вздрогнула и затормозила, но момент истины растянулся на минуты, и Кайнорт дымился от напряжения, как труба крематория. И вот — пол покосился в другую сторону. Я заскользила по стене мимо Бритца, но он поймал меня здоровой рукой:

— Держи-ка свою голову подальше от моей.

Мы сели бок о бок — я с обнажёнными клыками, Бритц с обнажёнными нервами, — и ждали, когда наш лифт придёт наверх. Я поморщилась:

— Твой запах…

— Кофе и тутовый бергамот.

— У меня прямо сердце колет.

— Знаешь, как перестать его чуять?

В ответ на мой недоверчивый взгляд он сел ближе, почти касаясь плечом. Почти.

— Принюхаться.

У меня волосы по всему телу встали дыбом. Злодей распускал злодейские молекулы. Через минуту пришлось тайком вдыхать поглубже, чтобы уловить горький цитрус и ни в коем случае не перестать страдать. Никаких иллюзий, девочка, вы мило поболтали, но он выберется, и тебе конец.

— Может, вместе с запахом и ты целиком растворишься, если посидеть вот так подольше?

Но мы уже поднялись на поверхность. Землярка широко зевнула, эзер выбросил меня из пасти и выскочил следом. Я упала лицом в холодную рыхлую грязь.

— Эту казнить, — бросил кому-то Бритц. — Волкаша взяли?

— Под арестом. Кай, ты в списках погибших!

— Да ну? Обоих приведите к утёсу. Готовьте Воларнифекс.

Меня подняли из грязи и поставили на колени. Ёрль — это ему отдали приказ — скрутил мне руки сзади. Вот так. Цена слову рой-маршала — дохлая брыска.

* * *

Шок притупил головную боль. Ёрль отвёл меня в