Либеллофобия - Н. Мар

— Полчаса.

Это столько осталось жить. Откуда-то взялись силы переодеться. Каждое движение сопровождала мысль: это в последний раз. Последние пуговицы, последняя заклёпка, последняя молния… бззз!.. не чудесно ли она звучит? Больше не услышу. Самые обычные ощущения, которым никто не придаёт значения, перед концом всего, моим концом, — вдруг стали настоящим чудом. Я готова была бесконечно только и делать, что снимать и надевать комбез, лишь бы продолжать жить. А на двадцать девятой минуте села на пол и горько заплакала.

Я и так прожила удивительно долго. Получила второй шанс и тут же похоронила. Теперь кататься в ногах у Бритца? Пусть только прикажет. Умолять о помиловании? С пеной у рта. Но постойте. А за что меня миловать? Я пыталась его убить. Конец.

Глупая Ула, пропахшая болотами и канифолью, вздумала, что можно вот так запросто связаться с Кайнортом Бритцем. И болтать о тутовом бергамоте. Или смеяться над игрой слов. Или слушать одну и ту же музыку. Или есть карамельки. Или верить обещаниям. Когда-то очень давно (месяц назад) я думала, что злодеев как в сказке просто не существует. Что нет никакого врага, но есть другая сторона. И там — такие же люди. Бла-бла. На самом деле не бывает на войне по-людски. На самом-то деле вот как: если слабый ударит сильного… сильный убьёт в ответ.

Ёрль постучал, и я встала. На почётной казни не полагались истерики. Да я и не умела.

— Рой-маршал сбросит тебя с утёса.

Мы шли как нарочно самой длинной и кривой дорогой, по раскуроченной и выжженной земле. Алебастро высветил заиндевелый утёс. Наверх вели природные уступы. Под утёсом зябли офицеры в ожидании редкого представления.

— Сама пойдёшь? — Ёж замедлил шаг.

От страха я задохнулась и сжала челюсти. Но и остановиться не смогла, двигаясь к ступеням на автомате, и Ёрль воспринял это как согласие. Дальше сама. Солнечный зайчик клюнул в глаз. Почему казнят на рассвете? Утром хочется жить сильнее, чем томным полуднем или тягостным вечером. Было самое утро моей жизни. Наверное, это должно было случиться в первый день войны. Ведь я избалованный садовый цветок. Вереница случайностей только отсрочила гибель.

На вершине утёса ждал Бритц в лонгетной повязке на руке. Он стоял у самого края, ветер трепал крылья, лучи сверкали в них, как в бриллиантовом витраже из миллиона осколков. Я запнулась на предпоследней ступени. Нет, можно было убежать… Только там, внизу, ждала смерть от расстрела, а здесь от падения.

Это же мгновенно?

Осталась последняя ступень, и я физически не могла переступить этот рубеж. Ступень казалась трёхметровым забором между жизнью и смертью. Монолитный край утёса был гладкий, лысый и скользкий на вид. Бритц не торопил. Целую вечность я не могла поднять ногу. Наконец Кайнорт отступил и убрал здоровую руку в карман, давая понять, что толкнёт не сию секунду, не прямо сейчас. Я сделала шаг. Уже совсем ничего не болело.

— Посмотри. Только не вниз, не надо.

Из-за шума в голове его голос прозвучал как из колодца. На вершине утёса открылась страшная картина. На грузовом дроне, висящем на уровне глаз, крепился трос, а на нём — Волкаш. Вниз головой, в ошейнике для магов, связан и порядочно побит.

— Ты виновата в его смерти. Это ты смалодушничала в землярке и позволила мне выбраться. Что! Что у тебя в голове вообще!

Зачем он ругался? Не всё ли равно теперь… А что у меня в голове, он и так увидит, когда я разобьюсь.

— Не надо, пожалуйста… — я закрыла лицо руками.

— Что не надо?

— Говорить! Просто прикончи этот… день.

— Я только начал. Вот Альда не казнила бы мага, она их коллекционирует. Мне же… ох, мне он просто не нравится.

Он прицелился с левой, по привычке глядя правым глазом. Волкаш дрогнул, его закрутило на тросе. Капли крови притягивала земля, а сгустки покрупнее — сфера. Бритц нарочно попал ему в плечо. Дразнил голодных офицеров. Солдаты внизу обратились в имаго, готовые по щелчку кинуться на новое блюдо. Но слёзы размыли и Волкаша, и кокон из летающей крови вокруг него, и страшный лысый край утёса.

— Иди ближе, — скомандовал палач. — Хочу, чтобы он успел запечатлеть твою смерть. Достойнее, чем его. Потому что это дорогого стоит: почти убить рой-маршала эзеров.

Я послушно ступила на край. Кайнорт встал за моей спиной.

— Это называют мортидо: влечение к смерти. Минуту назад ты не представляла, как найти в себе силы сделать шаг, а теперь мечтаешь, чтобы всё скорее закончилось. Смерть будет избавлением. От меня.

Его запах и дым хватали меня за плечи. Голос с оттенками пыли и тени толкал в спину:

— Легкомысленная птичка в турбине карфлайта губит пассажиров. Легкомысленная девочка с руженитовой булавкой губит планету. Вы же, шчеры, и карминцев не пощадили из-за своего Тритеофрена. Конечно, где высокоразвитые пауки — и где эти отсталые крабы? Под нож их. Плевать на всех, кроме себя, — он набрал ещё воздуха. — Это нормально. Но признай, мы похожи гораздо больше, чем тебе лгали.

Волкаш терял сознание. А я… уже не чувствовала ничего. Ничего.

— Тебе ещё повезло, Ула. Ты столкнёшься с землёй, а не с последствиями.

Кайнорт склонился к моему уху, и я отшатнулась, не в силах больше слушать. Это случайно вышло, я не хотела! Лучи моего рассвета завертелись, обжигая глаза сквозь слёзы. Небо и земля перемешались. В голове просвистело: «Это всё». А потом, у самого лица — холодные камни.

Тьма пришла прежде, чем боль. На счету Кайнорта Бритца осталась ещё одна моя смерть.

Часть 3

Ненормальная: Глава 31. Три палаты

Кайнорт стоял на краю, пока снизу не послышались аплодисменты. Он расправил затёкшие от напряжения плечи и ощутил холодный пот и покалывающий приток крови к пальцам.

— Ладно, ты выиграл, — Альда поднималась к нему на утёс, выискивая местечки, куда приткнуть каблуки. — Надо же, девчонка сбросилась без единого касания. Поздравляю: ты в очередной раз доказал, что способен довести любого до ручки одной только болтовнёй.

— Профессиональной болтовнёй.

Бритц светил зубами, как Алебастро в зените, показывая, что ждёт заслуженной награды за победу в их маленьком мерзком пари.

— Ваше слово, Хокс.

— Я