Жмурки 2 - Татьяна Зимина

Она словно ушла в себя.

— Куда дальше? — спросил я, когда мы добрались до самого низа — в двух шагах зеленело молодой травкой футбольное поле.

Почему они не убрали газон? — мысль была левая, необязательная.

— Кажется, туда, — Маша неуверенно показала в тёмный проход, ведущий куда-то внутрь стадиона.

Я пожал плечами и мы пошли.

— Чувствуешь что-нибудь? — спросил я через пару минут.

Понимаю: постоянно дёргать её неправильно, но как всегда бывает в напряженные моменты, в голове тикал подключенный к бомбе будильник. Я сознавал, что время, капля за каплей, просачивается сквозь узкое горло кувшина и утекает в песок.

— Не знаю, — девочка посмотрела на меня очень серьёзно. — Я не уверена.

— Тогда просто делай то, что тебе кажется правильным.

Она кивнула. Посмотрела вдоль коридора — дальнего конца видно не было, он утопал в густых тенях — и решительно потащила меня к одной из дверей.

— Не то…

За дверью была раздевалка. Резко и остро пахло носками, мужским потом и дезодорантом.

Следующая дверь…

Туалеты, душевые.

Эх, и почему я на досуге не изучил карту стадиона? Может, потому что не было у меня никакого досуга?..

Маша открывала все двери, которые нам попадались, я в них заглядывал и всякий раз молча качал головой.

Так мы добрались до противоположного конца, где за широкими раздвижными дверьми угадывалось сумрачное фойе.

— Что, поворачиваем назад? — спросил я.

И вдруг на фоне стеклянных дверей, ведущих в фойе, что-то промелькнуло. Мне показалось, оно было с нашей стороны — в коридоре.

Если это был человек, то двигался он слишком быстро. А если оборотень, в своей второй сущности… Да нечего здесь делать оборотню.

— Ты это видела? — спросил я, глядя сверху вниз, на девочку.

— Это не Лойза.

— Всё равно, надо проверить. Постой-ка здесь…

Дверь была заблокирована.

Не знаю, может, электронику отключили на всём стадионе — некоторых существ, особенно тех, кто постарше, она просто бесит.

Внезапно я понял, какую неподъёмную задачу взвалили на себя Алекс и Гоплит: собрать столько сверхсуществ вместе, в замкнутом пространстве — это всё равно, что посадить в банку слишком много пауков.

Толкнув стеклянную створу без всякого успеха, я повернулся к Маше.

— Поищем другой путь, ладно?

— Нет, — она затрясла головой так сильно, что на лицо упало несколько прядей. — Это где-то здесь. Я чувствую.

Коридор был широк и совершенно пуст. Под высоким потолком слабо светились трубки дневных ламп, отбрасывая на стены серые тени. Одна лампа, прямо у нас над головами, негромко гудела — очень раздражающий, тревожный звук.

Внезапно я что-то заметил.

Ну да. Надо просто смотреть немножко под другим углом. Люки вентиляции. Судя по диаметру, ими пользуются для обслуживания — свободно пролезет взрослый человек.

Да, но не бросать же девочку одну.

Я вообразил, как мы с Машей, глотая пыль и путаясь в паутине, ползём по тесному проходу… Но тут она подёргала меня за руку.

— Сашхен, смотри, ещё одна дверь.

Мы её не заметили: на ней не было ни ручки, ни таблички. Просто утопленный в стену прямоугольник, уже, чем другие, и с магнитным замком.

— Наверняка служебное помещение, — с сомнением сказал я. — Всякие там тряпки, вёдра…

Маша уже была рядом с дверью и толкала её от себя. Ну конечно. Как ещё может открываться дверь без ручки?..

— Заперто.

Вряд ли тряпки и вёдра будут запирать на дорогой магнитный замок.

Я подошел к Маше и толкнул. Потом ещё раз, потом навалился изо всех сил…

— Сашхен, попробуй мудру.

— Точно. Совсем забыл, прости.

Я сложил пальцы в обычную фигу и дверь с чпокающим звуком отошла.

Сразу потянуло кровью.

Ноздри раздулись, в голове застучали тяжелые молотки. Запах бил по кишкам с силой лошадиного копыта, он был совсем свежим, железистым, кисловатым… И его было много.

Почему-то сразу пришла на ум виденная пару минут назад тень.

— Жди здесь.

Я старался говорить ровно, не давая панике прорваться в голос.

Маша послушалась.

Впрочем, я давно уже заметил: этот ребёнок всегда знал, когда можно спорить, а когда нужно делать то, что велят.

Редкое качество, даже для взрослых.

Раскрыв дверь ровно настолько, чтобы пройти боком, я шагнул внутрь, захлопнул её и только после этого нащупал выключатель и зажег свет.

В первый миг зажмурился — и не от того, что было слишком ярко. Просто всё в комнате было красным.

Все оттенки, от багрового до ярко-алого, глянцево и масляно поблёскивающие, растёкшиеся большими лужами на полу, собравшиеся в густые брызги на стенах, тонкими сопливыми нитями свисающие со столов и стульев…

В этом красном я не сразу различил тела — они тоже глянцево поблёскивали, и походили на манекены, которые зачем-то окунули в красную краску.

Кому-то может показаться, что я слишком долго описываю картину жуткой бойни.

Но в первый миг я просто офонарел, если не сказать хуже.

Такого я не видел даже на войне…

И мне понадобилось время, пара минут, чтобы прийти в себя. А для этого очень полезно оценить ситуацию по секторам. Эпизод за эпизодом, сосредоточившись на частностях — чтобы общее целое не вынесло мозг.

К горлу подступила тошнота.

Зажмурившись, я втянул воздух носом, но стало только хуже: запах давил на рецепторы, как асфальтовый каток, и мне теперь приходилось бороться сразу двумя противоположными чувствами: отвращением, которое у всякого нормального человека вызывают картины смерти и разложения; и — вожделением, какое возникает у всякого нормального стригоя при виде крови.

Не выдержав, я приоткрыл дверь и выскользнул наружу. И плотно закрыл её за собой, ЗАПЕЧАТАЛ, применив ещё одну мудру.

Там делать нечего: комната и так стоит у меня перед глазами, во всех душераздирающих подробностях. А помочь… Некому там помогать. Все уже умерли.

— Идём отсюда, — схватив Машу за руку, я потащил её прочь.

Ладно, надо всё-таки разобраться.

Три… Нет, четыре тела. Одно завалено в дальнем углу, я его не сразу заметил.

Комната принадлежала секьюрити: столы, мониторы, пульты управления, да и форма на убитых — чёрная, с лычками и погончиками… От того, что