Жрец со щитом – царь на щите - Эра Думер

на столбы верёвки, натягивая рыбацкие лодки и массивные суда, спускали по трапам ящики, гружённые коврами, амфорами с винами и душистыми маслами. Шум волн покрывал вопли на греческом, финикийском и иных наречиях.

Я засмотрелся на то, как поднимались по трапу ливийские рабы, скованные общей цепью, соединяющую кандалы. Вспомнились слова Плиния про то, что эллины подчинили себе Африку и периодически набирали рабов с предельных границ[27]. Их везли морем, ища путь в некий сказочно богатый Таршиш, чтобы выменять на серебро, олово и шкуры диковинных животных. Только финикийцы, облюбовавшие плодородные земли, топили греческие триремы и сохраняли путь в тайне.

«Интересно, они плывут в Таршиш или поставили себе более реалистичную цель?» – думал я, усмехаясь.

От Карфагена я ждал колоссальной помощи. По пути заядлый странник Плиний поведал, что Карфаген – молодое могущественное государство, во главе которого стоял совет влиятельных семей. Сенаторы, входившие в этот совет, могли претендовать разве что на становление принцепсом – головой, поворачивающейся в сторону, куда дул ветер. Иными словами, представителем клана, товар которого востребован в нынешнее время.

«Тут всё покупается и продаётся, – думал я. – Полагаю, Ливий придумает, как сторговаться на помощь Риму».

Лёгок на помине: он спустился последним и помог Клелии сойти. Он подошёл, когда я склонился над украшениями – диковинные бусы и браслеты, весь товар был на тонких смуглых руках торговки. Та покружилась с кареглазым прищуром, соблазняя звоном.

– Никогда бы не подумал, что тебя пленит блеск драгоценностей, друг, – сказал Ливий.

– А может, я выбирал что-то в дар царьку за выносливость во время морского странствия, – хмыкнул я, поклонившись.

– Я был бы тронут.

– Что бы ты хотел? Пурпурные бусы из стеклянной пасты или, может, перстень с сердоликом?

– М-м-м… – Ливий жадно, но дотошно разглядывал товар. – Я определённо могу оценить ожерелье с женской кистью. Она символизирует мир, а лишь в нём я и нуждаюсь в последнее время.

– Кисть? Какое странное украшение. – Я покосился на блестящую длань с собранными пальцами, что покачивалась на руке торговки.

– Ритуальное, – пояснил Ливий мягким голосом. Он получал удовольствие, разъясняя мне то, чего я не знал. – Видишь ли, братишка, в Карфагене особенно поклоняются двум божествам: Баал-Хаммону, верховному божеству, и богине плодородия Танит.

– Как мало. Неужели у карфагенян нет других увлечений, кроме власти и сношений?

Ливий прыснул – и я улыбнулся тоже, хотя и кривовато. Если честно, я не понял, что такого потешного сказал, но сделал вид, будто пошутил намеренно.

Я размял окаменевшие в пути мышцы, наслаждаясь криком чаек, прибрежным шумом и йодистым горячим воздухом. Над гаванью возвышались стены из желтоватого песчаника, а над ними выглядывали пушистые головёшки пальм, безмятежно качавшиеся на ветру.

– Наслаждаетесь здешними красотами, юноши? – послышался голос Плиния.

Опустив руки, я закатил глаза. Развернувшись на пятках, с готовностью спросил:

– Явился за моим именем?

– Небольшой долг делает должником, а большой врагом. – Плиний улыбнулся до ямочек и суженных очей. – Мне не хотелось бы портить с вами отношения.

Он – ничуть не загоревший, всё такой же бледный мелкий рыжий надоеда. Он выпятил губы трубочкой и приложил руку к уху, поднявшись на носках, чтобы лучше меня слышать.

Ливий дал знак, чтобы я назвал его имя. Ничего не оставалось.

– Моё имя – Ливий Туций Дион.

Лицо Плиния приняло такое же выражение, как когда он услышал об Атилии. Всего на миг, но у меня засосало под ложечкой и сжались губы.

– Ливий и Луциан, – нараспев повторил Плиний. Он раскрутил посох и погладил мою скулу наконечником – я грубо оттолкнул посох. – Ну-ну, громила. Не упрямься. Я ведь ваши имена бы высек на сердце, но обойдусь и металлической табличкой.

– Табличкой? – переспросил Ливий. – Ты собрался проклясть нас? Выпить наши души?

Плиний вытаращился на нас и внезапно покатился со смеху. Его смех, как горный водопад, гремел, будто разбивался об острые камни. Я поигрывал мышцами, порываясь избить обнаглевшего варвара, но Ливий положил мне руку на плечо и покачал головой.

«Мы проиграли, пусть почивает на лаврах? Ублюдок».

Плиний развязно вздохнул и смахнул слезу. Он наклонил нас к себе за затылки, болезненно натягивая волосы, устроился между наших голов и прошептал в уши:

– Отныне вы принадлежите мне.

– Мы тебе не вещи, – напомнил я мрачно.

– Ошибаешься, львёнок. – Плиний отпустил и похлопал меня по щеке. Он подмигнул Ливию: – После того как я узнал ваши имена, я могу сделать из вас царей, – взгляд перевели на меня, – рабов… – Плиний опустил уголки губ и повёл плечом: – или убить.

– Тогда бы давно убил, – с напряжением в голосе отметил Ливий.

– Тогда бы давно убил, – согласился Плиний.

Со стороны береговой линии прилетел дятел и сел к Плинию на плечо. Он почесал птице грудку и откланялся. Я вырвался с окликом:

– И это всё?

– Ах, нет, точно нет! – Плиний обернулся на полушаге; на пальце повисла цепочка с кулоном Танит. – За воровство в здешних краях отрубают ручонки, малыш Негоциатор.

Ливий похлопал по драпировке, в которой прятал награбленное, и густо покраснел. Я прыснул в кулак. Плиний бросил вещицу, и Ливий с краткой усмешкой поймал её.

Фигура с Эгидой на макушке отдалилась, и её утянула толпа.

– Всё равно подделка. – Ливий насупился и подошёл к торговке. Он коснулся её плеча и протянул кулон с улыбкой: – Ты обронила.

Торговка охнула и рассыпалась в благодарностях. Я постарался выкинуть страшилки Плиния из головы и, сцепив ладони на затылке, пошёл дальше.

– Полагаю, нам сюда. – Ливий показал на далёкий шпиль дворца, проткнувший небесную твердь.

Нас вели узкие улочки, вымощенные камнем. Мы примкнули к общему потоку: люди стекались к центральной площади, где располагался рынок. Там, под навесами из тростника, орали купцы, с ними торговались на пёстрых диалектах мужи, одетые в короткие туники и плащи. Мимо проходили женщины в льняных туниках, подпоясанных яркими тканями, несли на головах кувшины с водой, а на руках – детей.

Диво, что за рынок! Я на таких никогда не был.

Ливий подошёл к торговцу и вытянул из стопки на прилавке край ткани, выкрашенной в синий.

– Какой дивный пурпур на тебе, чужестранец! – Очи курчавого купца заискрились. – Царский цвет, и цена соответственная, верно?

Ливий разгладил складки тоги и вежливо ответил:

– Если честно, цена мне неведома, я получил одеяние в наследство от отца. А он, – взор метнулся ко мне, – в наследство от… другого человека. Пурпур – дорогой цвет.

– Да, всё так, чужестранец. Мы выводим краситель из особых моллюсков. Нужно много отловить, чтобы покрасить только часть такой тоги, как у тебя. Наверняка вашу тогу выкрашивали в Карфагене – узнаётся наша техника.

Мы продвигались, текли