Жрец со щитом – царь на щите - Эра Думер

– Да и нечисти у нас тут нет – под покровительством Танит жизнь карфагенян и дорогих гостей протекает в спокойствии, – усмехнулся Бодошарт, и я сразу испытал к надменному работорговцу неприязнь.

– Мы пришли просить о помощи, достопочтенные сенаторы. – Ливий обхватил моё запястье и потянул вниз; мы преклонили колени, оставляя при этом спины ровными, а головы поднятыми. – Наша родина в беде.

– А что случилось? На процветающий Рим напали зубастые осы или ещё какая невидаль? – Бодоштарт откинулся на спинку стула, сцепив окольцованные пальцы под животом. – Или передох весь скот?

Сенаторы рассмеялись, даже Абидаастар, скрытый в тени, трясся, как в приступе падучей болезни. На моей шее запульсировала венка, и я был в шаге от того, чтобы дать снобам достойный ответ.

Но распахнулись двери, и в зал вошла рыжая женщина в сопровождении атлетичного мужа со шрамом на лице. Женщина изогнула пухлые, подкрашенные охрой губы и звонко произнесла:

– И дня не проходит, чтобы скотоложец Бодоштарт не говорил о своих возлюбленных.

Я сначала подумал, что мне померещилось. Судя по бегающим глазам и румянцу Ливия, мы услышали всё верно.

Бодоштарт побелел, его квадратная челюсть задрожала вместе с пальцами, которые он упёр в столешницу, вскочив. Захлёбываясь яростью, возразил:

– Это клевета, Астарбел! Я – отец и дед, у меня…

– Ты обвиняешь меня в клевете? – Вновь прибывшая остановилась подле нас и, взметнув полумесяцы бровей, приложила ладонь к груди. – Я слышала вашу беседу с милыми римскими гостями – и высмеивать их ремесло так же низко, как возлечь с коровой. С моей лёгкой подачи, – она плавно отвела руку, украшенную браслетами с лазуритом, – о том, что ты скотоложец, будет судачить весь Карфаген, и дальше – от Гадеса до Тира. Им будет не важно, правда это или ложь, Бодоштарт, потому как историю пишет победитель. Быть может, и Карфаген однажды падёт – и про нас скажут, что мы устраивали кровавые жертвоприношения детей своим богам.

– Что ты такое говоришь? – вмешался её спутник – громогласный и улыбчивый. – Карфаген будет процветать вечно.

– Ах, Ганнибал, – улыбнулась Астарбел, – как же вы, мужи, помешаны на сегодняшнем дне. Недальновидно. Но я всего лишь вздорная богачка, не мне судить. – Она обратилась к нам: – Путники, не серчайте на злобные речи сенаторов. Лучше скажите, в добром ли здравии Нума Помпилий? Он – наш друг и желанный гость.

– Госпожа, мы потому и прибыли, – спохватился Ливий и опустил голову, заодно и мою, надавив на затылок. – И царь, и Рим в опасности…

Только мой лоб коснулся холодного мрамора, я почувствовал, какой он мягкий. Хихикнув, потёрся о плиты правой щекой, затем левой. Прогнулся в пояснице, ластясь и мурлыча.

– Я кошечка, мур-р-р-мур-р, – мяукал я, в действительности ощущая себя разморённой на весеннем солнце грациозной кошкой, валявшейся в горсти валерианы. – Мур-р-р, я кошечка.

Обтираясь щеками о пол, я слышал смешение звуков над собой, но речи не различал: да и как? Я не понимал человеческую речь, потому что мне было впору мурлыкать, а не говорить, как эти большие двуногие создания. Мрамор был так приятен, словно перина, а солнце – тёплым, как в детстве. Я не заметил, как отключился прямо так, в неприглядной позе.

В веки ударил свет. Я зажмурился, простонав, и перевернулся на бок. Но солнце и там достало меня. Открыв влажные глаза, увидел резное оконце, за которым шумела листва олив. Какофония звуков внезапно распалась на отдельные мелодии, и мой разбуженный слух выхватывал заливистое пение птиц, журчание фонтанов и тихие беседы вдали.

– Ты проснулся, слава богам! – Ливий присел на край постели, в которой я, раздетый до набедренной повязки, лежал.

Сев посреди шёлковых подушек, я охладил опухшее лицо ладонью. Череп будто сковало пыточное оборудование, металлические скобы которой давили на виски, глаза и лоб.

– Где это я? – спросил я, оглядывая стены, расписанные цветочными и фруктовыми узорами.

– Ты одурел прямо в зале совета, – напомнил Ливий и дал мне кубок с водой – я выпил и попросил ещё. Он протянул новый со словами: – Называл себя кошечкой.

Воспоминания воткнулись в разум метательным ножом. Я вернул кубок и закопался в одеяле, протянув:

– О, клянусь похмельем Вакха… Какой позор…

– Не стыдись. Я сумел объяснить им, что ты устал с дороги и подвержен приступам внезапного сна. – Он присел на край кровати, и я подвинул ноги. – Сенатор Астарбел Баалшамем оказалась не только редкой красавицей, но и проницательной. Она и Ганнибал Магон, – Ливий провёл пальцем от левой брови к щеке, изображая шрам, – претенденты на звание принцепса, первого сенатора. Между ними конкуренция.

– А троица?

– Они богаты и влиятельны, но до семей Баалшамем и Магона им далеко. Ганнибал – владелец торговых потоков бронзы, железа и олова, на нём держится весь военный кластер Карфагена. Он не только снабжает армию, но и отвечает за кораблестроение. – Ливий обнял подушку. – Говорит, что с его стапелей сходят лучшие суда во всём Средиземноморье.

– Чем же торгует эта Астарбел, если может позволить себе так откровенно говорить?

– О, направления торговли Баалшамем разношёрстны: в основном клан контролирует производство и продажу пурпура и стекла, а также драгоценностей вроде изумрудов, лазуритов и сердолика, и отвечает за сельскохозяйственный экспорт и импорт. Бо́льшая часть плодотворных земель, с пшеницей, оливками и виноградниками, принадлежит Астарбел. Ко всему прочему, тебе понравится, – подмигнул Ливий, – она – владелица нескольких виноделен.

– С чего мне должно это понравиться? – Я ударил его подушкой, и он запустил в меня свою, но я успел спрятаться за одеялом. Высунувшись, спросил: – Сколько я проспал?

– Да уж прилично. Я даже испугался, что ты умер. Но ты дышал, и в опочивальне, в которую тебя дотащили стражники, стоял такой смрад перегара, что хоть топор вешай.

– Мне кажется, ты смеёшься над моей проказой.

– Самую малость. – Ливий свёл указательный и большой пальцы, улыбнувшись. – Ты недурно воображал себя кошкой. И даже не котом, прошу заметить. Может, найдёшь себе карфагенскую красавицу, если у тебя течка?

– Иди ты, паршивец Туций!

В ход пошло тяжёлое оружие: я замотал его в одеяло, как младенца, отрезав путь к сопротивлению и надавал по обнаглевшей морде подушкой. В придачу пощекотал, на что Ливий только смеялся, пытаясь выбраться.

– Извиваешься как змеёныш, а ручонок-то нет у меня что-то выкрасть! – поглумился я и отсел, давая ему возможность отсмеяться и освободиться. – Ну, ты рассказал им про Рим? Что они решили?

Ливий выбрался, поправил взлохмаченные волосы и сказал:

– Нет, мы были озабочены твоим здоровьем. Сегодня вечером состоится приём, на который мы приглашены как почётные гости. Астарбел и Ганнибал очарованы нами и нашей историей. Они пообещали помочь и