Тактик.1 - Тимофей Кулабухов

светом сияли несколько магических светильников, разгоняя тени по углам. На полу лежал толстый, потёртый, но явно дорогой ковёр, приглушающий шаги, а в воздухе витал тонкий, едва уловимый аромат дорогого табака и сваренного на травах вина. Под ногами мягко пружинили шкуры каких-то диковинных зверей, выделанные так искусно, что казались живыми. По углам шатра стояли сундуки с тяжёлыми коваными замками — походная казна командора и его личный архив, как шепнул мне Эрик, знающий такие вещи.

Нас встретила тишина. Напряжённая, густая, как смола.

Ни адъютантов, ни писарей, ни вечно снующих слуг. Только двое. Полковник Курц Вейнхаррид, стоявший по стойке «смирно» у входа, с лицом, непроницаемым, как гранитная скала, и сам командор, сидевший за массивным походным столом, заваленным картами и свитками. Мейнард едва заметно напрягся, его рука инстинктивно дернулась к мечу, однако, во-первых, оружие у нас забрали на подходе к палатке командора, а во-вторых, не дёргайся, мой дорогой немецкий друг, тут такой жест мог стоить головы. Буквально.

Герцог Баркид был странным сочетанием силы, крепости и возраста. Он был стар, как сами горы Кайенна и так же крепок.

Его лицо, испещрённое глубокими морщинами, напоминало карту пережитых войн и интриг. Но глаза… глаза под седыми, кустистыми бровями были живыми, острыми и невероятно проницательными.

В них не было ни рыцарского благородства, ни старческой усталости. В них была власть. Не та, что дается по праву рождения, а та, что выковывается десятилетиями в горниле сражений и политических игр. Я смотрел на него и видел не просто вояку, а хитрого, безжалостного политика, на чьих плечах лежала ответственность за судьбу всего Ордена. Он не был ни добрым, ни злым. Он был правителем, а это куда сложнее и страшнее.

Его руки, покрытые старческими пигментными пятнами, однако с буграми мышц, сильные и уверенные, перебирали свитки с печатями и гербами. Пальцы, на которых не было дорогих украшений, никаких перстней с камнями, потому что такие персти могли помешать ловкому управлению мечом, уверенно сортировали документы, словно карточный шулер колоду.

— … таким образом, Ваша светлость, — как раз заканчивал свой доклад полковник Курц, и его голос, лишённый обычной грубости, звучал непривычно ровно, — благодаря нестандартным, хоть и весьма рискованным, действиям сапёрной роты под командованием этих трёх оболтусов, нам удалось не только остановить, но и практически полностью уничтожить ударный клин тяжёлой кавалерии Альянса. Их тактика, какой бы подлой и неблагородной она ни казалась некоторым чистоплюям из числа высокомерных лордов, принесла нам победу. Без них мы бы сейчас собирали остатки нашей армии по всей долине, а Вы бы вели переговоры о размере выкупа за пленных.

— Сколько рыцарей Альянса полегло? — спросил командор, не поднимая глаз от бумаг.

— По последним подсчетам, около трёхсот, Ваша светлость, — ответил Курц. — И не меньше восьмисот тяжелораненых. Сегодня мы и в значительной степени они, положили весь цвет их кавалерии.

— Пленили?

— Собираем данные, Ваша светлость… Ну, я думаю, флагов двести забрали… Их рота тоже, к гадалке не ходить, не менее тридцати спеленала.

— Наши потери по рыцарям?

— Сорок шесть рыцарей убито, восемьдесят девять ранено. Пехоты — около тысячи шестисот человек.

— Получается, что они выведены из строя. А если по результатам, то один к шести, — задумчиво произнес командор, словно прикидывая соотношение в уме. — Неплохо. Очень неплохо.

— Так точно!

— И что, эти трое, — командор впервые поднял на нас свой пронзительный взгляд, от которого по спине пробежал холодок, — действительно придумали и осуществили весь этот план самостоятельно?

— Они подготовили поле боя к сражению, такой у них был приказ, — кивнул Курц. — Я лишь выдал им общий приказ занять позицию и удерживать ее. Все остальное — их инициатива.

Я почувствовал, как по спине стекает холодная капля пота. Командор смотрел на нас, как ястреб на полевых мышей, решая, стоит ли тратить силы на охоту.

— Подойдите ближе, — приказал он.

«Хренов питон Каа», — подумал я.

Мы сделали три шага вперёд, стараясь держаться прямо и не выказывать страха, хотя моё сердце колотилось где-то в горле. Я слышал, как тяжело дышит за моей спиной Мейнард, верный признак того, что и он нервничает.

— Ты, — командор указал на меня костлявым пальцем, — Мне кажется, это всё придумал ты?

«Ачивка: тет-а-тет с финальным боссом», — мелькнуло в голове, но я тут же отогнал эту неуместную мысль.

— Мы действовали сообща, Ваша светлость, — ответил я, стараясь, чтобы голос звучал уверенно. — Каждый внёс свой вклад.

— Не юли, старшина, — в голосе командора прорезалась сталь. — Я слишком стар для дипломатии и лести. Кто придумал основной план?

Я сглотнул.

— Я, Ваша светлость.

Командор молча слушал, постукивая костяшками пальцев по столу. Потом медленно кивнул и перевёл взгляд на нас. Это был взгляд хищника, оценивающего добычу не с голодом, а с холодным расчётом.

— Я успел принять все рапорты и будет наивным считать, что я их не слушал. И полковника Курца, и других командиров. И я видел поле боя своими глазами. Это я перевёл в центр лучников. Вы дали нам путь к победе, сукины дети. Но… — он сделал паузу, и от этого «но» у меня внутри все похолодело, — у победы всегда есть цена. Иногда она оказывается выше, чем мы готовы заплатить.

Он взял со стола свиток с тяжёлой восковой печатью Альянса Солнечный Чектори и развернул его. Бумага была дорогой, герб — надменным. Печать, выполненная из красного воска с вкраплениями золота, изображала восходящее солнце, пронзающее лучами облака — символ Альянса. Даже в этой мелочи чувствовалась их претензия на величие и превосходство.

— Старший Герцог Альянса прислал мне послание. Он готов немедленно заключить мир. Его армия разбита, лучшие рыцари полегли в вашей грязной ловушке. Но он ставит одно условие, — командор поднял на нас свои колючие, всевидящие глаза. — Он требует выдать ему виновных. Тех «подлых обманщиков и негодяев, что при помощи запретной тёмной магии опорочили саму суть рыцарского поединка». Он пишет, что вы нарушили вековой уклад, по которому исход битвы решают благородные рыцари в честном бою, а не простолюдины с лопатами. Он готов обменять мир и прекращение войны на ваши головы.

…

Страх. Липкий, холодный, парализующий страх, который я не испытывал даже в самой гуще боя, сковал меня.

Ситуация слегка