Между мирами: Хроники забытого мага - Митя Воронин

Оборачивается к Тенераусу.

— Останься, — просит он. — Выслушай меня… последний раз. А утром… завершим ритуал. Правильно. Полностью.

Тенераус кивает.

Мы разбиваем лагерь у Разлома. Раненых лечат — их стоны эхом отражаются от стен кратера. Мертвых готовят к погребению — заворачивают в плащи, выкладывают в ряд. Слишком много. Морвен лежит у костра. Жизнь уходит из него с каждым вдохом. Но он ещё здесь. Ещё может говорить. Ещё может научить.

Последние часы. Последние уроки.

Солнце садится над Разломом. Он меньше, чем был. Но всё ещё открыт. Утром мы завершим начатое. Какой бы ни была цена.

Глава 24

Ночь. Самая длинная ночь в моей жизни.

Сижу у Морвена, и каждое мгновение растягивается в вечность. Он лежит на походной кровати, укрытый плащами, но даже несколько слоёв ткани не могут скрыть, как неестественно неподвижно его тело. Рана в боку не кровоточит — Мира прижгла её магией, и я до сих пор помню запах горелой плоти, который заставил меня отвернуться.

— Сколько у него? — тихо спрашиваю Миру, и голос звучит чужим, хриплым от непролитых слёз.

Она смотрит на меня печально, и в её глазах читается приговор ещё до того, как она произносит слова.

— До рассвета. Может чуть больше. Яд медленный, но смертельный. Противоядия нет.

Сжимаю руку Морвена. Холодная. Слишком холодная. Словно уже не живая плоть, а мрамор. Пальцы не отвечают на моё прикосновение, и это пугает больше всех слов Миры. Я растираю его ладонь между своими, пытаясь вернуть тепло, зная, что это бессмысленно. Кожа под моими пальцами кажется тонкой, почти прозрачной.

— Учитель, — шепчу, и слово застревает в горле. — Держись. Найдём способ. Должен быть способ.

Морвен открывает глаза, и мне требуется несколько мгновений, чтобы найти в них знакомый взгляд. Они затуманены болью, но в глубине всё ещё теплится та же доброта, что встречала меня много лет назад, когда я впервые переступил порог его дома. Он улыбается слабо, и уголки губ дрожат от усилия.

— Нет способа, мальчик, — говорит он хрипло, и каждое слово даётся с трудом, будто выдавливается сквозь боль. — И не нужен. Всё… как должно быть.

— Не говори так! — Слёзы жгут глаза, размывают его лицо. Я сжимаю его руку сильнее, будто могу удержать его здесь физической силой. — Ты не можешь умереть! Я ещё столько не знаю! Столько не успел спросить!

— Успел, — возражает он, и в голосе пробивается нотка настойчивости. — Всё важное… я уже передал тебе. Ты готов. Ты всегда был готов. Просто не верил в себя.

Элиана сидит рядом, так близко, что я чувствую тепло её тела. Держит мою свободную руку. Молчаливая поддержка, которая значит больше любых слов. Её пальцы сжимают мои, и я ощущаю, как она дрожит — едва заметно, но всё же дрожит. Мы оба понимаем, что теряем не просто учителя. Теряем того, кто верил в нас, когда мы сами в себя не верили.

У костра собираются другие. Пламя отбрасывает длинные тени на лица, делая их похожими на маски скорби. Торин стоит неподвижно, словно выточенная из камня статуя, но я вижу, как блестят его глаза в отблесках огня. Даркен отвернулся, но его плечи вздрагивают. Мира держит руки перед собой, пальцы сплетены, костяшки побелели от напряжения. Лира плачет открыто, не пытаясь скрыть слёз. Даврис стоит поодаль, почтительно молчит, но даже её суровое лицо смягчилось от горя. Селена опустилась на землю, обхватив себя руками, качается взад-вперёд, и тихие всхлипы прерывают ночную тишину.

И Тенераус. Он сидит напротив Морвена, и контраст между двумя магами разителен. Когда-то они были равны — двое сильнейших волшебников своего поколения. Теперь один умирает, а второй несёт на себе тяжесть осознания, что мог предотвратить это. Тенераус смотрит на умирающего друга, и я впервые вижу на его лице не высокомерие главы Совета, не холодную уверенность, а просто боль. Голую, неприкрытую боль человека, который слишком поздно понял правду.

— Морвен, — говорит он. — Прости меня. За всё. За годы вражды. За сегодняшнюю битву. За… за то, что не поверил раньше.

Слова повисают в воздухе. Я вспоминаю истории, которые рассказывал Морвен — о молодости, когда они с Тенераусом были не врагами, а друзьями. Вместе учились, вместе исследовали древние тексты, спорили до рассвета о природе магии. Потом их пути разошлись. Морвен выбрал правду, Тенераус — систему. Десятилетия они смотрели друг на друга через пропасть идеологической войны, и в глазах каждого читалось: "Ты предал наши идеалы". Теперь же эта пропасть рухнула, но цена оказалась слишком высокой.

— Прощаю, — просто говорит Морвен, и в этом слове столько истощённого облегчения, что у меня перехватывает дыхание. — Всегда прощал. Ты не враг мне, Тенераус. Никогда не был. Просто… заблудился. Долго заблудился. Но нашёл дорогу. В конце концов.

Он кашляет, и каждый спазм сотрясает его тело. Я поддерживаю его.

— Не поздно, — возражает Морвен. — Пока жив — не поздно. А ты жив. Будешь жить дальше. Продолжать работу.

— Какую работу? — горько усмехается Тенераус. — Половина Совета считает меня предателем. Валтор соберёт консерваторов. Будет гражданская война.

— Пусть, — спокойно говорит Морвен. — Война неизбежна. Правда всегда воюет с ложью. Важно не избежать войны. Важно победить в ней.

Кашляет. Кровь на губах. Мира вытирает её.

— Покажи мне, — просит Тенераус. — Ту правду, которую ты защищал. Хочу увидеть. Должен увидеть.

Морвен смотрит на него долго. Оценивает. Потом кивает.

— Александр, — зовёт он меня. — Помоги. Я слишком слаб. Покажи ему… видение. То, что показывал я тебе.

Подхожу ближе, ноги словно налиты свинцом. Беру руку Тенерауса — его ладонь горячая, сухая, пальцы напряжены. Он вздрагивает от прикосновения, и я чувствую, как по его телу пробегает волна непроизвольного сопротивления, но он не отстраняется. Мышцы его руки напряглись, будто готовясь к удару.

— Готов? — спрашиваю, и мой голос звучит глуше, чем я ожидал.

— Нет, — честно отвечает он, и челюсть его сжимается. — Но покажи всё равно.

Закрываю глаза. Призываю видение, и магия откликается неохотно — я истощён после вчерашнего ритуала, каждое усилие отдаётся болью в висках. Но я продолжаю. Триста лет назад. Великий ритуал. Древние маги.

Показываю всё. Как они пытались поработить стихии, заковать свободную силу в цепи принуждения. Как стихии взбунтовались, и их ярость была яростью самой природы, оскорблённой, униженной. Как родился Разлом — не просто трещина в ткани реальности, а кричащая рана, крик боли планеты.

Показываю Совет Хранителей. Отца Тенерауса среди них — молодого, амбициозного, уверенного в своей правоте. Как