Между мирами: Хроники забытого мага - Митя Воронин

невозможное. Но всё ещё зияет чёрной раной, края которой дрожат и мерцают, как мираж в пустыне. Воздух вокруг него искажён, и смотреть на Разлом больно глазам, будто пытаешься сфокусироваться на чём-то, что не должно существовать.

Морвен стоит на краю. Опирается на моё плечо, и я чувствую, как мало в нём осталось сил. Его вес, который раньше казался внушительным, теперь почти невесомый, будто он уже наполовину призрак. Сам не может идти — слишком слаб. Каждый шаг требует усилий от нас обоих, и дыхание его становится всё более прерывистым. Чёрные вены уже добрались до подбородка, расползаются по щекам паутиной смерти. Но глаза ещё живые, ещё горят решимостью.

Позади собрались все. Наши люди, измученные битвой, со следами усталости и горя на лицах. Воины Даврис, молчаливые и настороженные, держат оружие наготове, хотя сражаться больше не с кем. И двадцать магистров Совета, которых убедил Тенераус — они стоят в стороне, группой, и на их лицах читается смесь вины, недоверия и робкой надежды на искупление.

— Вы поможете? — спрашивает Морвен магистров.

Старший из них, седобородый Каэрон, кивает.

— Поможем, — говорит он. — Тенераус показал нам видение. Мы видели правду. Хотим искупить вину. Хотя бы частично.

— Хорошо, — кивает Морвен. — Тогда слушайте. Я войду в Разлом. Отдам свою жизнь. Стану якорем для ритуала. А вы, — смотрит на меня, — направь их силу. Объедини. Влей в меня. Когда моя жертва соединится с их силой, Разлом закроется. Полностью. Навсегда.

— Понял, — говорю я хрипло.

Элиана подходит. Создаёт нити воды, связывающие меня с двадцатью магистрами.

— Готово, — шепчет она.

Морвен смотрит на солнце, поднимающееся над горизонтом. Первые лучи окрашивают небо в багровый и золотой, и на мгновение его лицо освещается этим светом. Он выглядит моложе, и я вижу в его чертах отголоски того человека, каким он был полвека назад — полного сил, жизни, надежды. Потом тень снова накрывает его, и иллюзия рассеивается.

— Красиво, — говорит он, и голос звучит удивлённо, будто он впервые видит рассвет. — Всегда любил рассветы. Начало нового дня. Новых возможностей.

Он поворачивается ко мне, и мне требуется всё самообладание, чтобы не отвести взгляд. Его глаза смотрят прямо в мою душу, и я знаю — он запоминает меня. Каждую черту. Каждый изъян. Хочет унести этот образ с собой туда, куда идёт.

— Прощай, мальчик, — говорит он, и рука его поднимается, дрожащая, касается моей щеки. Ладонь холодная, но прикосновение нежное. — Живи хорошо. Люби сильно. Не совершай моих ошибок.

Слова застревают у меня в горле. Я пытаюсь что-то сказать, найти достойный ответ на эти последние слова, но из горла вырывается только хриплое:

— Прощай, учитель.

Этого недостаточно. Я должен сказать больше. Должен сказать, как много он для меня значит. Как изменил мою жизнь. Как дал мне цель. Но слова не идут, и слёзы размывают его лицо, и я только крепче сжимаю его руку, пытаясь передать прикосновением то, что не могу выразить словами.

Он отпускает моё плечо, и это движение требует от него видимого усилия. Пальцы разжимаются медленно, будто не хотят отпускать. Делает шаг к Разлому, и этот шаг такой неуверенный, что я готов броситься вперёд, поймать его, если он упадёт.

— Морвен! — кричит Тенераус. — Прости меня! Прости за всё!

Морвен оборачивается. Улыбается.

— Уже простил, старый друг, — говорит он. — Давным-давно простил. Живи достойно. Это лучшее, что можешь сделать для меня.

Последний взгляд. Последняя улыбка, которая кривится от боли, но всё ещё остаётся улыбкой. Потом он разворачивается — медленно, каждое движение отмеренное, будто священный ритуал — и входит в Разлом.

Его тело вспыхивает светом. Ослепительным, невыносимо ярким, чистым, как свет первого дня творения. Я зажмуриваюсь, но даже сквозь закрытые веки вижу этот свет, и он пронзает до костей. Жар волнами накатывает от Разлома, обжигает лицо, руки. Воздух наполняется запахом озона и чего-то ещё — древнего, первородного, того, что было до людей и переживёт нас всех.

— Сейчас! — кричу я магистрам, и голос срывается на крик. — Вливайте силу!

Они поднимают посохи, и движение синхронное, отрепетированное. Магия течёт из них в меня. Двадцать потоков одновременно, и каждый несёт свой вкус, свою текстуру. Огонь обжигает вены изнутри. Вода заполняет лёгкие ледяной тяжестью. Земля давит на плечи нестерпимым весом. Воздух режет горло острыми лезвиями.

Боль разрывает тело. Мышцы сводит судорогой, сердце колотится так, что грозит выпрыгнуть из груди. Кровь стучит в висках. Я чувствую, как магия расширяет меня изнутри, растягивает границы того, что может вместить человеческая плоть. Ещё немного — и я просто разорвусь на части, распылюсь в воздухе. Но я держу. Связываю потоки. Направляю в Разлом. В Морвена.

Его свет становится ярче, и яркость эта уже физически болезненна. Кожа на лице натягивается от жара. Ресницы опаляет. Я кусаю губу до крови, чувствую металлический привкус, но не отпускаю контроль. Не могу отпустить. Это последнее, что я могу сделать для него.

Он кричит. Не от боли — я знаю это, чувствую это через нашу связь. От усилия. От абсолютной отдачи. От того невероятного акта воли, когда отдаёшь всё, что есть, каждую частицу души, каждую искру жизни.

— Прощайте, мои друзья! — слышу его голос, и он звучит молодо, сильно, торжествующе. — Я иду к звёздам! Не плачьте обо мне! Я счастлив!

Свет взрывается. Заливает всё — землю, небо, наши лица, превращая мир в единую белую вспышку. На мгновение я ничего не вижу, не слышу, не чувствую ничего, кроме этого света. Он внутри меня, вокруг меня, он и есть я. Границы растворяются.

Потом медленно, слишком медленно, мир возвращается. Краски проявляются — сначала серые тени, потом слабые очертания, потом цвет. Я моргаю, и глаза жгут от слёз или от яркости, не понять.

Чувствую, как присутствие Морвена растворяется. Не исчезает резко, не обрывается — просто тает, как туман под утренним солнцем. Сливается с тканью реальности. Становится частью мира, который он спас. Частью ветра, земли, воды, огня. Частью всего.

Разлом начинает закрываться. Края стягиваются, как затягивается рана на живой коже. Чёрная рана уменьшается, съёживается, края её дрожат и мерцают. Я слышу звук — не ушами, а всем телом — протяжный, мелодичный, как последний вздох умирающего исполина. Это поёт сама реальность, залечивая свою рану.

И вдруг вижу его. Морвена. Прозрачного, почти невидимого, сотканного из света и воздуха. Призрачного. Он стоит в центре Разлома, руки подняты к небу, и я вижу, как его пальцы сжимают края раны, стягивают их вместе. Лицо его спокойно. Умиротворённо. На губах играет улыбка