Оторва. Книга вторая - Ортензия

— Так мы на могилу твоего отца не пойдём, — спросила меня, когда мы уже удалились на некоторое расстояние от крикуна.

— В другой раз, — пообещала я, стараясь уйти подальше от воплей и вероятно, перепутала дорогу, потому как мы выскочили к полуразрушенному строению, у которого ещё сохранилась часть фасада выдержанная в неоготическом стиле и на всю высоту и ширину, украшенную стрельчатым порталом.

А дальше упёрлись в двухметровую стену каменного забора.

— А мы не туда бежим, — заявила Люся, — выход в противоположном конце.

А потом оглянулась и добавила:

— А вон могила твоего отца.

Я обернулась, глянув, куда указывала Люся.

Синяя ограда, вертикально стоящая гранитная плита с фотографией в овальной форме.

Шагнуть туда не успела. Сбоку кто-то громко закричал:

— Вот они, товарищ милиционер, обе здесь, прошмандовки. Я же говорил, отсюда выхода нет, никуда не денутся.

По дороге, которая когда-то именовалась асфальтированной, к нам двигалась целая процессия. Дружбан коротышки, дядя Стёпа милиционер, во всяком случае, ростом точно был похож, и две бабульки, маленькие и кругленькие. А судя по лицам, биография их началась ещё в прошлом веке.

— Ой, — пискнула Люся.

— Так, — рявкнул долговязый мент с лычками сержанта, — а ну подошли ко мне.

— Щаз, — буркнула я в ответ и направилась к синей ограде.

Они догнали меня, когда я уже протиснулась в маленькую калитку и, закрыв её за собой, повесила крючок. Оглянулась на Люсю, которая, оцепенев, так и не сдвинулась с места.

Сержант глянул на памятник, увидел фотографию мужика с погонами майора и подвис. Потом его глаза перескочили на мои коленки, тормознулись там, где заканчивалась юбка, заглянули в вырез блузки, схлопнулись два раза и уставились мне в лицо.

Ничего не успел сказать. Старая карга, та, что стояла рядом и успела рассмотреть меня с близкого расстояния, завопила:

— Нет, вы только гляньте на неё. Явилась голая на кладбище, отрастила, прости Господи. Никакого стыда! Это что же творится на белом свете, совсем стыд потеряли.

И понесла прочую хрень, которую я даже не пыталась запомнить, играя в гляделки с сержантом. Идиллию нарушил бомж, протянув руку в мою сторону и вытянув вперёд указательный палец, едва не попал мне в глаз.

— Попалась, всё товарищу милиционеру теперь расскажешь, зачем венки воровали.

Венки воровали? Идиот что ли? Зачем кому-то воровать венки? И вообще, он мой прикид видел бомжара, где я и где венки?

Но вытянув палец вперёд, он сделал большую ошибку. С чужим телом за целый день я уже успела освоиться и потому отреагировала почти молниеносно. Ухватила палец, прыгающий перед моим лицом, и резко опустила руку уродца вниз, прямо на острый наконечник ограды.

Мужик заорал так, что обе бабки прекратив возмущаться моим недостойным видом, развернулись и громко голося, побежали по дороге. Для этих старушенций вполне с завидной скоростью.

Сержант очнулся от созерцания моих красивых глаз и, увидев окровавленную руку бомжа, тоже заорал:

— Ты что делаешь? С ума сошла.

Ага. Он, наверное, думал, я орать не умею. Как Синицына это делала, не получилось, но и не слишком высокой нотой выдала:

— Я с ума сошла? Сначала один меня пытается лапать за все выпуклости, а мне, между прочим, только пятнадцать лет, а теперь этот оскорбляет и тычет пальцем в глаза. Я домой приду и отчиму заявление напишу о попытке изнасилования прямо на могиле отца. Поэтому и палец ему сломала, по такой отметине его быстро разыщут! Вот научил меня папа защищаться от таких. И у меня свидетельница есть, — и я ткнула рукой в сторону Люси.

Сержант повернул голову в сторону девчонки, которая продолжала стоять в оцепенении на прежнем месте.

— Люся, — крикнула я, — опережая сержанта, — кивни!

Подруга энергично закивала. Уверена, даже не зная для чего это делает. Как китайский болванчик.

— Товарищ милиционер, — завопил мужик, углядев над собой грозный взгляд представителя власти, — Семён, напарник мой увидел, как она с могилы венок тащит, мы и кинулись выяснять, кто это там проказничает. А она ему сразу по лицу кулаком хвать, а потом палец вывернула наизнанку. А я побежал за подмогой и очень хорошо, что вы как раз мимо проходили. Врёт она всё! Никто сильничать не пытался, да как же можно это, на кладбище.

Сержант поднёс кулак ко рту и прокашлялся. Потом перевёл взгляд на меня.

— А у тебя или твоей подруги есть какие-то документы? Э-э-э, билет в библиотеку или студенческий?

— Ну, вот какой студенческий? — взвилась я, соображая, что отпускать нас никто, не собирается, — нам по пятнадцать лет. Мы школьницы, только с девятого класса.

Мужик тем временем обтёр руку тряпкой и, достав флакончик с йодом, полил обильно рану. Предусмотрительным оказался, но учитывая специфику работы, а из его слов можно было заключить, что он присматривает за могилками, то вполне нормально. Значит не бомж, а трудиться на рабочем месте. То есть вышло недопонимание. Ну и какого надо было сразу орать и материться? Нормально бы подошли. Я ведь ничего зазорного не сделала. Хотела глянуть, какого числа погибла девушка, ведь без даты не смогу вычислить, когда маньяк нападёт на следующую жертву. А вдруг уже недели две прошло?

— Ну, тогда вот что девочки, — прервал мои размышления сержант, — вам придётся проехать с нами. Запишем ваши показания и вызовем родителей. Пусть заберут вас, чтобы по дороге никто на вас больше не напал.

— Отобьёмся, — попыталась откреститься я от сомнительной поездки, сами дойдём домой. В конце концов, ничего особенно не произошло. Вижу, они осознали весь грех своего падения.

— Не морочь голову, — заявил сержант. Давай, выбирайся из клетки и пошли на выход.

Я пожала плечами.

— Ради Бога, куда угодно.

Мент с подозрением покосился на меня, подождал, пока я выберусь через калитку, пропустил вперёд и зашагал сзади.

Не бегать же мне на шпильках по кладбищу от этой дылды, почти на голову выше меня. И что мне сделают? Пальчиком помашут? Ай-яй-яй сделают? В прошлой жизни привыкла, не стоит и отвыкать.

Почти на выходе увидела большую табличку:

«Армяно-католическое кладбище».

И причём здесь поляки? Может и склеп был армянским?

За воротами стояла «скорая» и девушка в белом халате хлопотала над Семёном.