Бремя власти IV - Иван Ладыгин

Мак надула губки, явно недовольная.

— Как знаешь! — фыркнула она. — Не ищешь ты легких путей, Господин! Тянешь лямку, как каторжный! — Но ворча, она махнула рукой. В воздухе передо мной материализовалась небольшая склянка из темного стекла. Внутри переливалась густая, золотисто-янтарная жидкость, словно расплавленный солнечный свет, смешанный с каплями звездной пыли. — На! Глоточек Солнца! Но помни — это последняя в этом месяце! Пока не восстановишься хоть немного сам! Иначе я тебе такое устрою! Тако-о-о-е!

— Спасибо, Мак, — искренне поблагодарил я. — Ты лучший садовник и аптекарь в Девяти Мирах! И самое главное — добрая!

Она смущенно хихикнула и отвернулась, делая вид, что проверяет цепи на Дереве. Я взял склянку. Мысленно опрокинул содержимое в себя.

Эффект оказался мгновенным и блаженным. Как если бы в выжженную пустыню моего существа хлынул ледяной, чистейший горный поток. Боль отступила, сдавленная мощной волной целительной энергии. Источник перестал выть сиреной тревоги, перейдя на ровный, глубокий гул. Силы вернулись. Это был достаточный заряд, чтобы двигаться, думать, действовать без этой изматывающей слабости. На неделю этого должно было хватить.

Мак была права — дальше так продолжаться не могло. Сибирь с ее порталами и Князьями Бездны уже, наверное, заждались меня.

Я открыл глаза в реальности покоев. Дыхание стало ровнее, дрожь в руках утихла. Я почувствовал себя… свежим. Отдохнувшим. Приободренным. Мак в Кольце мысленно ворчала что-то насчет «упрямых государей» и «огурцов, которые поливать надо, а не отвлекаться на всяких там хлюпиков».

В этот момент дверь в покои открылась без стука. Вошел Николай. Он вернулся с «прогулки» и был мрачнее тучи, что нависла над Петербургом. Его лицо, обычно оживленное иронией или тревогой, сейчас было каменной маской. Но в глазах зияла пропасть. Пропасть усталости, отвращения к себе и миру, и того самого тяжелого груза короны, который он сегодня впервые ощутил по-настоящему.

— Я все видел, — сказал я первым, отрываясь от мыслей о Сибири. — Ты держался молодцом, Николай. Твердо. Как настоящий государь. Это было… необходимо.

Он даже не взглянул на меня. Мрачно проследовал к столику с винами, схватил кувшин и налил себе полный кубок темно-красного, почти черного, вина. Руки его не дрожали, но движения казались резкими, механическими.

— И ты слишком часто налегаешь на спиртное… — заметил я.

— У всех свои слабости, Соломон, — отрезал он, поднося кубок к губам и залпом выпивая добрую половину. Он не запивал горечь казни. Он топил ее. — Быть государем… не так-то просто, как оказалось. Особенно когда приходится смотреть в глаза человеку, которого посылаешь на плаху. Даже если он враг. Даже если он заслужил. — Он поставил кубок с глухим стуком. — Сейчас прибудут твои новые министры. О которых ты меня просил. Их досье я еще раз просмотрел. Все перепроверил. Вроде толковые. Не пустозвоны. — Он махнул рукой, словно отгоняя назойливую муху. — А я пойду пока… развеюсь. Поиграю в карты с приятелями. Поддержу беседу в высших кругах. Получу очередную порцию лизоблюдства и заискивания. Постараюсь… не думать. О головах. О топорах. О Луначарском.

В его голосе звучала горькая ирония и глубокая усталость. Он искал забвения в той самой пустоте светской жизни, которую теперь так презирал. Я не стал его останавливать. Каждый справлялся со своими демонами кто как мог.

— Хороший план, — просто сказал я. — Развейся. Ты заслужил передышку.

Он кивнул, не глядя, и вышел из комнаты, оставив за собой шлейф винного запаха и тяжелой, невысказанной тоски.

Но не успел я перевести дух, как в дверь вежливо, но настойчиво постучали.

— Ваше Величество? — донесся голос старшего камердинера. Он был посвящен в тайну «двойник императора» и служил нам с Николаем верой и правдой. — Новые господа министры прибыли. Ждут вашего дозволения войти.

— Впустите, — отозвался я, отходя к окну, вставая спиной к двери, принимая позу властителя, созерцающего свои владения.

Дверь распахнулась, и в покои ввалилась группа мужчин. Их было больше десятка — человек пятнадцать. Разных возрастов, комплекций, сословий (судя по одежде и манерам). Объединяло их одно: крайняя степень взволнованности. Кто-то нервно поправлял галстук, кто-то теребил пуговицу сюртука, кто-то не мог найти место рукам. Их ауры, видимые мне Истинным Зрением, колыхались, как разноцветные, испуганные огоньки: тревога, надежда, жадность, неуверенность, робость. Они толпились у порога, как стадо овец перед невидимой оградой, не решаясь войти глубже.

— Смелее, господа, — сказал я, не оборачиваясь. — И закройте дверь. Нам нужен конфиденциальный разговор.

Дверь с глухим стуком закрылась, отрезав их от привычного мира. Тишина в роскошных покоях стала гулкой, давящей. Я медленно повернулся. Их взгляды — десятки пар глаз — устремились на меня, полные немого вопроса и страха перед неизвестностью. Я окинул их всех оценивающим взглядом, давая почувствовать тяжесть моего внимания.

— Вы здесь, — начал я спокойным, но металлическим голосом, звучавшим громко в тишине, — потому что прошли через сито компетентности и лояльности. Потому что Рябоволов и прочие важные люди, — я слегка кивнул в сторону двери, — увидели в вас потенциал. Потенциал служить не кланам, не кошелькам, а России. Вы — новая кровь в старых, заскорузлых венах Империи. — Я сделал паузу, давая словам осесть в воздухе. — Каждый из вас получит ответственный пост. Финансы. Промышленность. Торговля. Пути сообщения. Земледелие. Народное просвещение. Военное снабжение. Дипломатия. И так далее. — Я перечислял, глядя в глаза то одному, то другому. — Понимаете ли вы, что это значит?

Никто не решился ответить. Они были похожи на восковые статуи.

— Это значит, — продолжил я, переключаясь на менторский и властный тон, — что в течение этой недели каждый из вас должен будет погрузиться с головой в пучину дел своего ведомства. Вы должны будете изучить все. Абсолютно все! От состояния казны до последнего гвоздя на последней казенной барже. От урожая пшеницы в Черноземье до настроений в университетах. От запасов пороха в арсеналах до секретных донесений наших послов в Лондоне и Стамбуле! Это будет титанический труд. Работа днями и ночами. Работа, от которой сгорят мозги и опустеют чернильницы. Работа, которая потребует от вас всего.

Я увидел, как некоторые побледнели, как другие напряглись: в их глазах загорелся азарт и страх перед масштабами работы.

— Но! — Я поднял палец. — Вы не останетесь один на один с этой лавиной. Каждому из вас будет назначено щедрое жалование — достойное вашего нового статуса и ответственности. Каждый получит полный кард-бланш на количество помощников, секретарей, чиновников — берите столько, сколько нужно для эффективной работы! Про деньги можете даже