Железный лев. Том 2. Юношество - Михаил Алексеевич Ланцов

там сложный заговор вскрыть и ему все крайне благодарны. Вместе с золотом из Калифорнии это принесло нам в казну два с половиной миллиона кредитных рублей. — подвел итог Штиглиц.

— Кроме того, сокращение армии и ряд увольнений сильно сказались на расходах. — улыбнулся Княжевич.

— У нас наконец-то нету дефицита? — оживился Николай.

— К сожалению, пока увы, это не так… Однако в прошлом году у нас дефицит превышал на четверть доходы, в этом году уже на десять процентов. И мы легко можем покрыть его займами куда меньшими. В будущем году, если все так пойдет, сведемся в плюс. Поэтому Николай Павлович, я очень даже рад этой идее Льва Николаевича. Если все пойдет хорошо, то мы закрепим стабильное положение бюджета и ускорим выдачу займов.

— Задумка эта даст отдачу едва ли в следующем году, — возразил Штиглиц. — Но соглашусь, совокупная отдача окажется крайне полезной. Мы можем напечатать таких векселей на сотни миллионов рублей, вложив их в строительство дорог, мостов, портов и всяких заводов. Даже если потом что-то пойдет не так — обанкротим это общество, простив наши долговые обязательства. Но все построенное останется и будет приносить великую пользу.

— Мексика может поставить нам до двух-трех тысяч пудов серебра[8] в будущем году, — медленно произнес император. — И делать это ежегодно.

— Отлично! — оживились эти двое.

— Но что нам им продать? Они ведь не бесплатно это нам дадут. Ни пенька, ни кожи, ни зерно… все это им неинтересно.

— Так может нам поспешить? — робко улыбнулся Княжевич, подняв уже было опущенную на стол брошюру.

[1] В оригинальной истории Княжевич занял пост министра финансов только в 1858 году, хотя мог им стать и после отставки Канкрина в 1844 году, помощником которого являлся. Но, сначала Николай I выбрал министром Федора Вронченко, совершенно негодно для этого дела человека, который удовлетворял все прихоти императора, старательно не делая в остальное время ничего лишнего. Расстраивая и вгоняя в полное расстройство службу. А потом в 1852 году Николай назначил Петра Брока, который ничего умнее не придумал, как напечатать кучу необеспеченных ничем кредитных билетов, запустив инфляцию, набрал займов и совершенно расстроил финансы империи. Здесь же цесаревич сумел пропихнуть Княжевича на волне разочарования Вронченко и его делами.

[2] Дочка Александра Сергеевича Меншикова — Александра Александровна прославилась тем, что до самой своей кончины в 1884 году занималась только самым бесшабашным и безудержным весельем, постоянно и отчаянно кутя и создавая массу неприятностей в столице. Собственно, ее даже родной отец называл «cette femme infernale» — «эта инфернальная женщина».

[3] Графиня Анна Александровна Протасова (1789–1849) в оригинальной истории скончалась в возрасте 60 лет. Причем последние лет 20, они вообще с мужем не видели. Она не вылезала с богомолья (посещения церквей и монастырей), а он, отгородившись от нее кирпичной стенкой, жил в отдельном флигеле. Здесь она умерла на пару лет раньше из-за потрясений.

[4] Британская корона в те годы совершенно не миндальничала с теми, кто не подпадал формально под их юрисдикцию. Только за время Наполеоновских войн они вынесли несколько десятков смертных приговоров и несколько сотен иностранцев приговорили к тюрьме. И это только европейцев (в основном из германских земель), хоть преимущественно и не благородных. А с теми, кого считали туземцами, англичане вообще не церемонились, без лишних затей приговаривая и убивая аристократов даже тех земель, которые им не принадлежали. Впрочем, эта практика была вполне обычной. И Россия в этом плане выделялась явным и странным гуманизмом, который всеми вокруг воспринимался как слабость или юродивость.

[5] В Пруссии на 1847 год еще не прошла индустриализация, и она в целом была еще достаточно бедна. Времена ее величия наступят вместе с Бисмарком ближе к концу XIX века (к 1870-м годам и позже).

[6] 25 пудов это 409,517 кг. В золотой монете номиналом 5 рублей, которую чеканили в те годы, имелось ровно 6 грамм чистого золота. Таким образом, 25 пудов золота это 341 264 рублей золотой монетой. Половина суммы от золотого номинала — 170 632 рублей.

[7] 750 пудов это 12285,5 кг. В серебряной монете номиналом 1 рубль, которую чеканили в те годы, имелось 17,995 грамм чистого серебра. Таким образом, 750 пудов серебра это 682 717 рублей серебряной монетой.

[8] 2000–3000 пудов это 32761,37− 49142,06 кг. То есть, 1 820 581 — 2 730 873 млн. рублей серебряной монетой, что ⅓ резервированием дает 5 461 743− 8 192 619 млн. кредитных рублей.

Часть 3

Глава 10

1847, октябрь, 2. Казань

— Жизнь полна неожиданных поворотов, — произнес Лев Николаевич, отпив из чашки чая.

— Да, на все воля небес. — согласился Шамиль, отпивая из своей чашки.

А вокруг сидели его наибы, с которыми он был взят в плен, и ряд русских офицеров, ну и, конечно, губернатор Казани.

Он возвращался на Кавказ.

Получил от Николая I титул князя и возвращался.

Война ведь не закончилась…

После захвата в плен Шамиля в сентябре 1846 года имамат утратил безусловного лидера и стал погружаться в пучину хаос. Его малые лидеры словно с цепи сорвались в бесконечной череде вылазок и набегов. Казалось, что кто-то пытался спровоцировать императора на поспешные, резкие поступки. То есть чтобы он «наломал дров» на эмоциях. Всячески раздражая в том числе и мерзкими проказами, депеши о которых шли с Кавказа сплошной чередой.

И Николай Павлович психанул.

Впрочем, совсем не так, как ожидали в Лондоне. Он взял и достал из чулана фигуру Ермолова, не только отряхнув с нее пыль, но и натурально вдохнув новую жизнь.

В свое время Алексей Петрович действовал на Кавказе очень просто и эффективно. Он устанавливал правила и жестко карал за их нарушение. Не брезгуя даже сносить непокорные аулы артиллерией. Что и позволило ему в считаные годы и ограниченными силами буквально задушить военные действия на Кавказе, выбив экономическую базу из-под ног противников России.

Не хватило ему немного времени.

Совсем чуть-чуть.

Еще бы несколько лет и все завершилось. Однако сказалась личная неприязнь Николая I к Ермолову, выходцу и выкормышу еще Екатерининских времен, успевшему послужить под началом Суворова, от которого зубы сводило и у Павла Петровича, и у Николая Павловича… Новый император просто не мог терпеть на хоть сколь-либо значимом посту настолько самовольного и инициативного человека, поэтому выгнал Ермолова со службы сразу, как смог, посадив, по сути, под