Старая школа рулит - Дмитрий Ромов

тишина. В глазок ничего видно не было, на площадке царила темнота. И тут вроде как скакнул слабый лучик. Да! Это был луч фонаря. Мелькнул и исчез. И в этот же момент скрипнула дверь, открылась и тут же тихонько захлопнулась.

Я метнулся в комнату, схватил брюки и выскочил на площадку…

21. Червячки на ниточках

Я подскочил к соседской двери. Она, естественно, была закрытой. Посветил на замок… Ух-ты… Сосед его поменял, личинка была другой и… исцарапанной. И даже деревянная дверь тоже. Кто-то ковырял в том месте, где находился язычок.

Я подёргал дверь, постучал, подождал и сделал вид, что ухожу. Протопал к своей двери, зашёл внутрь и захлопнул её.

— Что такое⁈ — вышла в коридор мама и включила свет.

— Тс-с-с… — я приложил палец к губам и метнулся на кухню, схватил табуретку, погасил свет и выскочил на площадку.

Прокрался к соседской квартире и приложил ухо к двери. Мама вышла за мной и стояла, кутаясь в халат, пытаясь понять, что делает её слетевший с катушек отпрыск. А я стоял, прижав ухо к холодной, и пупырчатой от многочисленных покрасок деревянной двери. Она была старая, сухая, натянутая и отражала даже малейший звук не хуже гитарной деки.

За дверью стояла полная тишина. И я уже начал сомневаться, что там кто-то есть, но вдруг услышал звук. Там точно кто-то был. Успокоился⁈ Ну и дурень. Думал всех перехитрил. Человек по ту сторону двери сделал несколько тихих шагов, но половицы под ним предательски скрипнули. Он не помнил в каких именно местах они скрипели.

Я мигом поднял табуретку и с шумом продел ножку в дверную ручку так, чтобы открыть дверь, находясь внутри стало невозможно. За дверью снова повисла тишина.

— Что ты делаешь⁈ — воскликнула мама, протянула руку, щёлкнула выключателем, и из прихожей на площадку полился яркий свет. — Ты можешь мне объяснить, что происходит?

— Воришку поймал, — довольно усмехнулся я.

— Надеюсь, не Семёна Евграфовича?

— Нет, он в отъезде, завтра вернётся.

— Откуда ты знаешь?

— Он сам сказал. Вот этому воришке. Он несколько раз пытался проникнуть, но я каждый раз его спугивал. Случайно.

— А кто это?

— Дядя Лёня, — улыбнулся я.

— Серёжа! — покачала мама головой. — Что ты несёшь? Дядя Лёня инвалид и пенсионер.

— Ну вот, может теперь рассчитывать на курортно-санаторное лечение за казённый счёт, — усмехнулся я. — День для учёных, ночь для воров.

— А это что значит?

— А ты не видела у него шрам на пальце в виде крестика? — спросил я. — Скорее всего, там был перстень с трефовой мастью.

— Серёжа! Ты меня пугаешь, честное слово. Ещё бы я шрамы на пальцах дяди Лёни рассматривала. Что с тобой? Ты, наверное, переутомился с этими уроками. С трефовой мастью…

Она покачала головой и горестно посмотрела на меня.

— Ты «Ментовские войны» наверное… — сказала мама, но в этот самый момент табуретка задёргалась.

Кто-то пытался открыть дверь изнутри.

— Соседи! — донеслось из щёлочки. — Это не воры, не воры… это я, Леонид… Откройте, я объясню, объясню… Выпустите, меня, выпустите… Это же я…

Мама стояла с открытым ртом и хлопала глазами.

— Вы подождите там, дядя Лёня, — ответил я. — Сейчас полиция приедет и разберётся. Не волнуйтесь. Они быстро.

— Не надо полицию… полицию. Они же не поверят!

— Поверят, — успокоил его я.

— Да вы поймите, поймите, — жалобным голосом канючил он. — Я смотрю, смотрю, открыто. Свет опять, опять вырубили… А дверь, дверь открыта…

— И куда же вы шли ночью?

— Да я в «Клеопатру», в «Клеопатру»… Уснуть не мог, не мог. Думаю, пойду куплю себе, выпью и усну.

— Хорошее у вас зрение, дядя Лёня, — усмехнулся я. — В полной темноте дверь незакрытую разглядели.

— А это ты же баловался со светом, со светом, — попробовал поменять тактику сосед. — И Настя, Настя. Я вас запомнил.

— Когда, Серёжа? — укоризненно глянула на меня мама.

— Когда? — усмехнулся я — А это пусть полиция выясняет. Сейчас приедет и послушает все самые интересные истории дяди Лёни. Хотя, если они проверят картотеку, то, может быть, и слушать не станут, сразу баранки на руки накинут и — по этапу. Ты, дядя Лёня, когда в последний раз на курорте-то был?

— Открой, щенок! — прорычал он и дёрнул дверь со всей силы.

Я поправил табуретку.

— Хрен ты вырвешься. Прыгай из окна на асфальт, если не хочешь в «воронке» промчаться по ночному городу. Не выпущу. Зачем нам в подъезде крыса, которая своих же дербанит? Я понимаю, работа на огонёк — святое дело, да? Дармовая покупка, грех пройти мимо. Чемодан Семёнов сразу срисовал, точно? Большой чемодан. Правда сразу пальчиком сработать не получилось, сосед замок сменил. Но ты, Лёня, матёрый, прорвался-таки. Только нам такой сосед не нужон.

— Ссука… — выругался Лёня и затих.

— Ты откуда… — изумлённо начала мама, — всё вот это…

— Ты же сама сказала, — подмигнул я. — «Ментовские войны».

— Слышь, ты, фраер, — снова заговорил Лёня, отбросив манеру повторять слова дважды. — Нельзя мне на зону.

— Так раньше надо было думать. И, честно говоря, надо посмотреть ещё, кто из нас фраер.

Я засмеялся, а он зарычал от злости и начал рвать на себя дверь. Но табуретку я зафиксировал надёжно.

— Выпускай, сказал! Мне нельзя на зону!

— Назовись, чудо-юдо.

— Лёня Соломка я!

— Где иконы, Соломка? Скинул уже? Бабки, книги антикварные.

— Чего⁈ Я не брал ничо! Чё ты фуфел гонишь⁈ Сам всё подрезал, гнида! А на меня тянешь!

— Я сейчас пробью, что ты за солома такая, ясно? Ну, и раз ты не брал, то без ментов точно нам не разобраться. Да и больно ты резкий для того, кто не желает в Магадан.

— Что делать-то, Серёжа? — прошептала мама.

— Сейчас решим, я немного с ним ещё потолкую и решим, ладно? Ты иди, досыпай.

— Ты что, как ты представляешь это вообще? Ты тут с уголовником, а я сплю?

— Да он же заперт, мам. Иди, пожалуйста, ну… чай завари, ладно?

Она, поколебавшись, ушла на кухню.

— Так ты чё, шестак что ли? — спросил я. —