Семеро по лавкам, или "попаданка" во вдову трактирщика - Алёна Цветкова

— Не злись, — снова виновато вздохнула Авдотья. — Я знаю, как тебе тяжело его отпускать. Я сама была на твоём месте, только мой мальчик лежал в колыбели, когда я оставила его.

— Нет, — качнула я головой, — я не ты. Я не брошу сына в неизвестности. Я всегда буду рядом с ним, даже если останусь здесь, а он уедет. И никогда не стану прятаться от него на кухне трактира.

Авдотья уставилась на меня:

— Ты что же, осуждаешь меня?!

— Нет… Не осуждаю. Мне тебя жаль. Ты могла бы жить рядом с сыном в Гойе, видеть, как он растёт… Но вместо этого ты всю жизнь нянчила чужого ребёнка, — жёстко закончила я.

Может, и не надо было говорить это. Но боль, которую причинила мне Авдотья, требовала отмщения, и я не сдержалась.

— Я не могла нарушить клятву! — воскликнула кухарка.

Я медленно наклонилась, чтобы стать к ней ближе, и прошептала:

— Я не осуждаю… Но и простить тебя за то, что ты играла нашими жизнями, не могу. Я отдам тебе деньги, которые взял у тебя Трохим. Этого хватит, чтобы купить домик. И тогда тебе придётся уехать.

— Ты опять гонишь меня, — невесело усмехнулась Авдотья.

— Не опять… В этот раз всё серьёзно. Поверь, я стрясу с твоей госпожи, с Повелителя и даже господина Омула всё, что причитается мне за роль пешки в ваших интригах. Этого хватит, чтобы вернуть тебе то, что взял Трохим.

Она вдруг рассмеялась. Приблизила ко мне лицо и таким же тихим, доверительным тоном прошептала:

— Но ты же не знаешь, чем всё закончится… Потом ты пожалеешь, что выгнала меня из трактира.

Я пожала плечами. Зря Авдотья пыталась меня напугать.

— Может, и пожалею. Но я предпочту жалеть о том, что сделала, чем о том, чего не сделала.

Авдотья собиралась что то сказать, но в этот момент дверь трактира хлопнула, вошли гости.

— Кто это так рано? — нахмурилась я.

Поднявшись из за стола, где так и осталась недопитая кружка отвара, я торопливо вышла в гостевой зал и поздоровалась:

— Доброго утра, путники. Рада видеть вас в своём трактире. Подать вам завтрак?

Только потом я рассмотрела вошедших.

Это были госпожа Абигейл, Патрик и невысокая хрупкая девушка, едва достававшая дракону до подмышки… Ольюшка. Та самая провидица, затеявшая большую игру.

Я невольно уставилась на неё. Длинные чёрные волосы, белая полупрозрачная фарфоровая кожа, мягкие черты лица, огромные глаза на маленьком кукольном лице, тонкие запястья и крохотные ладони с узкими длинными пальцами. Ими она цеплялась за Патрика. А он осторожно, с видимой нежностью, прикрывал её руки, будто боялся, что она замёрзнет.

— Нам нужны Повелитель и господин Омул. Позови их, — заявила госпожа Абигейл знакомым высокомерным и повелительным тоном. Она не просила — приказывала. Даже не смотрела в мою сторону, с брезгливым выражением оглядываясь по сторонам.

Авдотья за моей спиной дёрнулась, чтобы рвануть к лестнице на второй этаж. Но я удержала её, вцепившись в юбку. Здесь она моя кухарка, а не служанка своей госпожи. А я уж тем более не собираюсь плясать под дудку сбежавшей жены господина Омула.

— Гости отдыхают, и я не стану их беспокоить. Но вы можете присесть за столик и подождать, пока они спустятся.

— Авдотья! — резко выдохнула госпожа Абигейл.

Кухарка снова дёрнулась, но я удержала её.

— Авдотья, иди на кухню и собери гостям завтрак, — приказала я, не поворачивая головы.

Когда огненный взгляд госпожи метнулся ко мне, я не дрогнула.

— Авдотья моя кухарка. Она будет делать то, что я ей прикажу. А вам я ещё раз предлагаю сесть за столик, позавтракать и подождать наших гостей. Они спустятся уже скоро.

Мой голос звучал твёрдо и жёстко. С каждой фразой выражение лица госпожи каменело всё больше. По всей видимости, она сочла мои слова оскорблением. Неизвестно, до чего бы дошло дело, если бы не вмешалась Ольюшка.

— Мама, — тихо прошелестела она, отпуская Патрика и хватая мать за рукав. — Не надо… Прошу тебя. Ты же знаешь, мы и правда виноваты перед Олесей…

— Да, госпожа Абигейл, — поддержал Олью Патрик, — мы пришли сюда не только увидеть моего отца и господина Омула, но и извиниться…

Он взглянул на меня и произнёс:

— Олеся, прости меня. Меня сбила с толку магия Ольи. Но я ошибся, когда посчитал, что ты моя суженая… — Он опустил взгляд на тёмную макушку и улыбнулся. — На самом деле мне нужна Олья.

Она подняла голову и улыбнулась ему в ответ, на миг осветив весь мир своим счастьем и любовью. А ведь ещё вчера они друг друга не знали. Вернее, поправила я себя, это он не знал. А она уже всё видела и всё знала.

— Ничего, я не в обиде, — кивнула я и искренне добавила: — Я рада, что вы нашли друг друга, и желаю вам счастья.

— Конечно, не в обиде, — насмешливо фыркнула госпожа Абигейл. — Ты, Патрик, отгрохал ей такие хоромы… Как ты вообще додумался до такого? Отдать столько магии в руки какой то трактирщицы! Она ведь даже распорядиться этим богатством не сможет. Создаст себе сотню изб и соберёт под одной крышей всю деревню.

Она и раньше мне не особенно нравилась, а уж после таких слов я решила, что не грех будет осадить высокомерную дамочку.

— Во первых, вы понятия не имеете, на что я способна, — усмехнулась я. — Это вы всю жизнь просидели в своей норе и ничего не видели. А я, благодаря вашей дочери, помню такое, чего в этом мире пока не существует. И, поверьте, смогу удивить интерьером даже Повелителя драконов.

— Ну, это ты чересчур оптимистична, — вставил свои пять копеек Патрик, но ни я, ни госпожа Абигейл на него даже не взглянули.

— Во вторых, я не какая то трактирщица, — продолжала я. — Я трактирщица, которая сыграла ключевую роль во всей вашей интриге. И улучшенный дом и трактир — это малая часть платы за неудобства, которые вы мне доставили.

— Но если бы я не вмешалась, — вскинула на меня глаза Олья, — ты уже умерла бы! Твой новый муж забил бы тебя до смерти через неделю после свадьбы!

— В третьих, — я слегка повысила голос, давая понять, что мне плевать на их оправдания, — я не намерена выслушивать оскорбления от той, которая заставила несчастную Авдотью бросить крохотного сына, угрожая дурацкой клятвой, чтобы было кому прислуживать вам и вашей дочери после побега. Вы причинили ей такую боль, которую невозможно описать словами. И это совершенно запредельная жестокость.