Судьба Одина - Скотт Оден

— Меня зовут Скади, Мать Ангрбода. И я больше не рабыня.

— Скади, — повторила Ангрбода, словно смакуя это имя. — Да. Иди ко мне, дитя. Асы отняли у меня глаза, но есть еще чувства, помимо зрения. Я хочу прикоснулся к твоему лбу, если ты позволишь.

Гримнир и Скади обменялись взглядами. Он пожал плечами, а она медленно придвинулась ближе к матери их народа. В конце концов, именно ее чудовищная плацента вызвала Изменения, превратившие двергов в каунаров.

Гиф зашевелился:

— Мать, ты не знаешь, что сталось со Спутанным Богом? Никто не видел Локи с того последнего дня, который был так давно.

— О, ты ищешь новости о Спутанном Боге, так? — эхом отозвалась она, и ее голос сочился презрением. — Беспокойство о благополучии нашего дорогого Локи заставило тебя покинуть безопасные берега Настронда? — Темные старухи за спиной Ангрбоды зашипели и защебетали. — Что ж, ты напрасно проделал весь этот путь, герольд. Я не видела его и ничего не слышала о его подвигах со Старых Дней. — Она указала на Скади. — Ближе, дитя мое. Я не кусаюсь.

Скади медленно приблизилась к огромной ётун. Она поколебалась, затем протянула руку и коснулась руки Ангрбоды, растопырив пальцы и ища ее. «Я здесь, Мать», — сказала она.

Лицо Ангрбоды, изрезанное шрамами, оскалилось в улыбке, обнажившей грязные зубы. С нежностью, которая не соответствовала ее размерам, она погладила Скади по волосам; бусины из серебра, кости и янтаря звякнули друг о друга.

— Желтоглазая и загадочная, — прошептала Ангрбода достаточно громко, чтобы ее услышала Скади, но больше никто. — Сильная и непреклонная. Да, я понимаю, почему мои сестры отличали тебя, рабыня. В тебе есть способность переносить суровые наказания и никогда не ломаться. Да. — Последнее слово она прошипела.

Скади напряглась:

— Сестры?

— У меня их было две, — прошипела она. — Злобные твари, похожие на пару нарывов на моей заднице… пока ты и эта тупоголовая обезьяна, вон там, не пришли и не убили их!

Затем, быстрая, как змея, Ангрбода схватила Скади, и ее пальцы, словно железные кандалы, обхватили туловище скрелинг. У Скади было время для единственного проклятия, в котором сквозил страх, прежде чем ётун поднесла ее ко рту и прокусила шею.

Это убийство произошло так быстро, что даже Гримнир, привыкший к насилию, как любой бог войны, был ошеломлен. На мгновение он заколебался, не в силах поверить тому, что сказал ему его единственный глаз. Скади…

Кровь фонтаном хлынула из обезглавленного тела Скади; смеясь, Ангрбода выплюнула голову, перевернула труп и позволила густым струйкам черной крови наполнить рот. «За бедную Гьяльп», — пробормотала она.

Голова Скади остановилась в ярде от Гримнира.

Пока Гримнир смотрел на нее, янтарный блеск жизни угас в ее глазах…

— Ангрбода! — Меч Гифа со скрежетом вылетел из ножен. — Что ты наделала?

— Я не Ангрбода, — прорычала ётун. Она отшвырнула труп Скади в сторону и погрозила Гримниру скрюченным пальцем. — И ты! Ты заплатишь за смерть дорогой Имд собственной смертью!

На этом каменном возвышении, окутанном тенями и воспоминаниями, существо, выдававшее себя за Ангрбоду, застыло. Ее ноги свело судорогой. Железный обруч соскользнул с ее лба, ударившись о гниющие камни. Рука, схватившая Скади, вывернулась с такой силой, что хрустнули сухожилия. Затем ее перепачканный кровью рот стал раскрываться все шире и шире, пока челюсти не сломались с громким треском. Кости раскололись; скрюченное тело Ангрбоды сотрясали судороги, позвоночник и ребра разрывались на части. Череп раскололся, из него хлынули кровь и сероватое мозговое вещество.

Появилось что-то белое и блестящее. Что-то, чей позвоночник и череп были покрыты короткими, похожими на щетину волосами; что-то с длинными неуклюжими конечностями и острыми кривыми когтями, с глазами, которые светились, как мерзкие желтые лампы, дикие и яркие. Оно поползло вперед, и пустой мешок с телом Ангрбоды был накинут на него, как жуткий плащ. Из обломков, которые когда-то были матерью чудовищ, поднялась болотная ётун; когда она засмеялась, ее голос превратился в густое, влажное бульканье.

Имд. Гьяльп. Локейские ведьмы. Голос Харбарда эхом отдавался в глубине сознания Гримнира: Одна из сестер сбежала от тебя, так? «Ты Атла», — прорычал Гримнир. Его единственный глаз пылал, как маяк неприкрытой, кровоточащей ненависти.

— Атла? Как?.. — Гиф не успел договорить.

С ревом боли, с первобытным воплем ярости Гримнир бросился на гротескную болотную ётун.

Вспышка серого и черного, и внезапно старухи в тени Атлы вырвались из-за ее спины. Их было трое — жилистые создания с пепельной кожей, похожей на акулью, и огромными крыльями, покрытыми черными перьями. Их лица, с длинными носами и черными глазами, были искажены масками презрения. Мордветтиры, духи смерти и убийства, они носили на своих костлявых шеях сигилы и руны колдовского рабства цвета железа. Одна из них скользнула под руку с мечом Гифа, вцепилась когтистыми пальцами в его плоть и швырнула его на землю.

Две другие налетели на Гримнира. Одна ударила его по ногам, выбив их из-под тела, другая ударила его крыльями, уворачиваясь от его железных кулаков, поднырнула под его защиту и обхватила его конечностями, словно удушающими канатами. Они прижали его к земле и навалились на него всем своим весом.

Он был словно придавлен живыми статуями.

— Каким образом, герольд? — пробулькала Атла. Она потянула за толстую кожу, которую носила. — Это было легко. Эта никчемная ведьма только и делала, что тосковала по своей потерянной любви! Ба! Этот проклятый Локи! Я была здесь в те дни, хотя сомневаюсь, что кто-то меня видел. Я держалась в тени, изучая все, что могла, и выжидая подходящего момента. Но когда моим сестрам-дурочкам пришла в голову блестящая идея разыскать Мимисбрунн и отнять у Всеотца всего лишь глоток его драгоценной воды… Что ж, нужда заставила меня поискать укромное местечко, чтобы меня не признали виновной в соучастии. — Она приподняла края содранной с Ангрбоды кожи. — Что может быть лучше, чем прятаться у всех на виду?

Это я отправила своих дорогих сестер в Настронд, где я могла за ними присматривать. По крайней мере, я пыталась это делать. Представь себе мои страдания, когда эта проклятая белка, которая прячется в ветвях Иггдрасиля, принесла мне известие об их смерти… их смерти от рук ничтожного скрелинга, не меньше! Я применила свое колдовство, заглянула в магический кристалл и увидела тебя, мой старый дурак, испытывающий ностальгию, — драгоценный герольд Локи, — и тут я поняла, что, если предчувствия не обманут меня, ты приведешь эту грязную обезьяну прямо ко мне.

— Атла, — прорычал Гримнир, пережевывая это имя,