Миттельшпиль - Шеннон Макгвайр

Не факт, что знакомство с отцом Доджер пройдет сильно лучше.

– Это Эрин, моя соседка по квартире, это Смита, она на биологическом, а это Роджер, мой лучший друг и самый терпимый товарищ, – говорит Доджер.

– Очень приятно познакомиться с вами, мистер Чезвич, – говорит Эрин, протягивая руку.

Питер, смеясь, показывает пятна жира на своих пальцах.

– Обычно я всей душой за соблюдение социальных ритуалов, но в данный момент, полагаю, будет лучше, если я оставлю вас в том же состоянии, в каком обнаружил, – говорит он. – Я пожму вам руки после того, как у меня появится возможность умыться.

– Отличный план, – говорит Эрин.

– Добрый вечер, сэр, – говорит Смита.

Питер переключается на Роджера и внимательно его разглядывает. Даже если бы Роджер не знал, что Доджер не встречалась с мальчиками в старших классах (свидания отнимали слишком много времени, которое можно было потратить на более важные дела, например на домашку), он бы все понял по выражению лица Питера Чезвича. Для нескольких девушек Роджер был первым парнем, которого они приводили домой. Их отцы смотрели на него точно так же – со смесью надежды и подозрения, словно он мог либо спасти, либо погубить их дочерей.

«Ну и сюрприз вас ждет», – думает Роджер, вынужденно продолжая улыбаться, а вслух говорит:

– Очень приятно познакомиться с вами, сэр.

Как и Хезер, Питер замирает, кровь отливает у него от лица, превращая его в безмолвную статую, не сводящую взгляда с Роджера.

– Можешь показать, где у вас уборная? – резко спрашивает Эрин, глядя на Доджер.

– Но… – Она хочет помочь. Это слышится в ее голосе, в единственном отчаянном слоге, повисшем в воздухе. Она хочет все исправить. Роджер спас ей жизнь, а отец – это отец, и ей нужно, чтобы они поладили, потому что она не представляет своей жизни без любого из них. Они – необходимая составляющая будущего, каким она его видит, будущего, выстроенного по выверенным формулам, с идеально просчитанными последствиями.

– Мне очень надо, – выдавливает Эрин сквозь стиснутые зубы.

– Мне бы тоже узнать, где уборная, – говорит Смита.

Доджер вздыхает. Хочешь не хочешь, но обязанности хозяйки никто не отменял.

– Я сейчас вернусь, – говорит Доджер Роджеру и отцу, но ни тот ни другой не слышат ее. Она встает, манит девушек за собой, и все трое исчезают в доме.

Роджер не двигается. Он смотрит на Питера, ожидая неминуемого взрыва. Он мог бы попытаться выкрутиться (он весьма убедителен, когда хочет, так было всегда), но не говорит ни слова. Попытка нарушить ход игры не приведет ни к чему хорошему, но может нанести еще больший вред. Он это знает. Он знает, но ему все равно приходится прикусить язык, чтобы удержать слова взаперти, не дать им вырваться наружу, чтобы они не натворили дел.

Наконец Питер задает вопрос – таким тоном, каким ведут светские беседы, например о погоде:

– Ты думал, я не узнаю твой голос? Ты думал, что можешь прийти в мой дом, сидеть рядом с моей дочерью, а я тебя и не вспомню?

– Нет, сэр, – отвечает Роджер. – Я до последнего не хотел приходить, потому что знал, что вы меня узнаете, и не хотел портить вам День благодарения. Но в конце концов мы бы все равно встретились. Этого было не избежать. Так что мне показалось, что лучше познакомиться так – чтобы вы не вызвали полицию, едва я открою рот.

– Почему ты думаешь, что я не стану звонить в полицию?

– Доджер этого не вынесет. – Простой факт – абсолютная истина. Эти слова описывают то, чего они оба хотят избежать, и поэтому они не ставят их под вопрос, хотя форма беседы меняется. Роджер не встает. Ему кажется, что, если он встанет, это может быть похоже на вызов, хотя он вполне уверен, что Питер Чезвич выше его. – Доджер привела меня домой, чтобы познакомить с родителями, потому что вы много для нее значите, и она хочет, чтобы мы поладили.

Взгляд Питера режет, как сталь.

– То, что ты с ней сделал…

– Я спас ей жизнь, сэр. Вот что я сделал. – Роджер качает головой. – Когда я звонил, я был в Кембридже. Я знаю, что вы это знаете, потому что вы умный человек и наверняка проверили университетский журнал звонков, как только подключили полицию. Вы знаете, что звонок был из Массачусетса.

Более того, из телефонной будки. (Ее больше нет. В последний раз, когда Роджер ехал в Бостон мимо Гарвардской площади, он увидел, что все таксофоны демонтировали. Он почувствовал смутное ощущение потери, будто по непонятной причине исчезло что-то неотъемлемое и потому казавшееся вечным. Время идет. Позади остаются только мертвые.)

Питер уже давно понял, что Доджер сама вскрыла себе вены, что парень из Бостона был просто приличной легендой. И все же…

– Как ты узнал, если тебя там не было?

– Потому что я был ее лучшим другом, – отвечает Роджер, и это чистая правда и всегда было правдой. Даже когда они не контактировали, даже когда он заполнял пустоту, оставленную Доджер, другими людьми, он всегда-всегда оставался ее лучшим другом. Она жила с этой пустотой одна, а не затыкала ее кем-то не тем, и порой он желает стать таким же целеустремленным и сильным. – Я знал, что что-то не так. Хотите верьте, хотите нет, но это правда. Я бы никогда не причинил ей боль. Если на то пошло, я бы скорее причинил боль себе, лишь бы уберечь ее.

Питер колеблется. Очень трудно удержать в себе то, что хотел высказать целых пять лет. Но отрицать очевидное еще труднее.

– Кажется, она… счастлива.

– Мы хорошо проводим время.

Выражение на лице Питера снова меняется, и Роджер понимает, как именно отец Доджер интерпретировал его последнюю фразу. С трудом удержавшись от смеха, Роджер говорит:

– Ничего такого, честное слово. В основном мы спорим о языке математики. Она довольно вспыльчива, когда дело доходит до точных формулировок.

– Вся в меня, – улыбаясь, говорит Питер, и, возможно, все будет в порядке.

Когда Эрин выходит, а Смита следом за ней проскальзывает в ванную – канареечно-желтую и кремовую, с китами на стенах и ароматизированными ракушками на подоконнике (невозможно еще громче кричать: «Мы в Калифорнии!» – даже если постараться), Доджер ждет в коридоре. Эрин подходит к ней и вопросительно поднимает бровь.

– Что? – спрашивает она.

– Как ты думаешь, папа же не убьет Роджера? – Доджер выпаливает эту фразу на одном дыхании, слова