Миттельшпиль - Шеннон Макгвайр

– Вероятно, нет, – говорит Эрин. – То есть он мог бы, но от тела было бы не так просто избавиться, и ужин пришлось бы начать не скоро. Лучше не рисковать.

Доджер встревожена. Это так забавно – когда Доджер злится, она делает это со всем размахом, театрально: получается представление почище тех, что показывают по телевизору. Но сегодня Эрин действительно хочется поесть вовремя, ей неинтересно раздувать конфликт. Проблем и так хватает. Не нужно торопить события, пусть все идет своим чередом.

– Я уверена, что все в порядке, – говорит она. – Я знаю про мальчика из Бостона – что ты так смотришь, я умею гуглить, я же должна была что-нибудь о тебе узнать, прежде чем жить с тобой в одной квартире, – но еще я знаю, что Роджера не было в Калифорнии, когда это случилось. Они с твоим папой поглядят друг другу в глаза, и все будет прекрасно. Вообще, мы как феминистки должны ненавидеть все это патриархальное дерьмо, но когда мужики распушают друг перед другом перышки – это довольно милое зрелище.

Доджер моргает, потом спрашивает:

– Ты думаешь, папа думает, что мы с Роджером встречаемся?

Эрин думает про себя, что всякий, кто понаблюдает за ними хотя бы десять секунд, сразу поймет, что они брат с сестрой, и вряд ли заподозрит что-то иное.

– С чего бы? Ведь Роджер твой брат.

Виноватый взгляд в исполнении Доджер выглядит довольно комично.

– М-м-м… Насчет этого…

– Все в порядке. Я знаю, что вас обоих усыновили. Твой отец не знает, да?

– Не знает, – подтверждает Доджер, качая головой. – У нас не было возможности ему рассказать.

Эрин улыбается.

– Кажется, за ужином будет весело.

Она все еще улыбается, когда Смита выходит из ванной. Тогда Эрин разворачивается и идет к задней двери ровно с той скоростью, чтобы Доджер пристроилась за ней, словно утенок за мамой-уткой. Она не хочет, чтобы Доджер нервничала еще больше. Как ни забавно за ней наблюдать, когда она в смятении и не знает, что делать дальше, – всему есть предел. Если зайти слишком далеко, Доджер может потерять самообладание, и последствия будут ужасны. Временная линия не выдержит еще одной перезагрузки так близко от предыдущей. Хуже того, перезагрузка может привести к тому, что Роджер отправится в Бостон, а это будет плохо.

Во дворе Роджер продолжает нанизывать попкорн и клюкву, а Питер вернулся к барбекю. Эрин делает шаг в сторону, чтобы Доджер это увидела, и наблюдает, как та обмякает от облегчения.

– Уф, – выдыхает Доджер. – Обошлось без крови.

– Вот видишь, я же говорила. Им просто нужно было разложить все по полочкам. Пойдем.

Все возвращаются на свои места. Не поднимая глаз, Роджер насаживает клюкву на иглу и почти ласково говорит:

– Не думайте, что я забуду, как вы вдвоем забрали Доджер и бросили меня одного. Может, вы не осознаете всей важности своего поступка, но уверяю вас, сегодня вы нажили себе врага.

– Пожалуй, сделаю пометку в календаре, – говорит Смита. – Уверена, что буду сожалеть об этом дне.

– Разве не мило, что он считает, что умеет нагнать страху? – Эрин берет бумажную полоску. – Кто-нибудь, передайте мне клей.

– Мне кажется, это было пугающе, – говорит Доджер, протягивая Эрин клей-карандаш.

– Спасибо, – говорит Роджер, поднимает взгляд и улыбается Доджер. – Все хорошо. Нам просто нужно было обсудить пару моментов. Никто не пострадал, и мне кажется, теперь он не против, что я здесь. Или, может быть, он и против, но он не попросил меня уйти, и мне этого достаточно.

– Круто, – говорит Доджер и улыбается в ответ, и какое-то время слышится только шелест бумаги, клацанье ножниц и редкие ругательства, когда Роджер втыкает иголку не в попкорн, а себе в палец.

Все подпрыгивают от неожиданности, когда стеклянная дверь открывается, пропуская Хезер.

– Так, внимание, – говорит она. – Пора наводить антураж. Роджер, ты самый высокий. Доджер, ты знаешь, куда что вешать. Эрин, Смита, поможете мне накрыть на стол?

– Конечно, миссис Чезвич, – отзывается Эрин неожиданно приторным вежливым тоном. Она встает и идет за Хезер на кухню, а все остальные недоуменно смотрят ей вслед.

– Вот это было пугающе, – говорит Доджер.

– Значит, мне пора, – говорит Смита и рысью бежит за Эрин.

– Я не подозревал, что Эрин бывает «дружелюбной», – говорит Роджер и берет со стола свою клюквенно-попкорновую гирлянду. – Куда это повесить?

– Я покажу, – говорит Доджер и встает. Он идет за ней.

Следующие несколько минут они занимаются тем, что люди никогда по-настоящему не перерастают, даже если пытаются себя убедить, что детство давно прошло и они нисколько не скучают по примитивным ритуалам своего прошлого. Доджер показывает нужные места, а Роджер развешивает бумажные цепочки и нити из попкорна. У них за спиной Хезер, Смита и Эрин накрывают на стол: сначала расставляют тарелки и приборы, затем сервировочные подносы, корзинки с булочками, блюда с кукурузой. Роджер и Доджер ничего этого не замечают: они поглощены процессом – им нужно сделать все идеально.

Питер несет к столу индейку, держа массивную птицу как подношение, и останавливается, не веря своим глазам. Каким-то образом они умудрились украсить крышу над крыльцом таким количеством бумажных цепочек, каким могла бы гордиться начальная школа; концы гирлянд празднично обвивают опорные балки. Доджер стоит на стремянке, Роджер поддерживает ее за бедра, чтобы она не свалилась, пока закрепляет последнюю цепочку. И в этой сцене есть что-то настолько ясное и по-простому правильное, что он целое мгновение уверен, что они оба выросли в этом доме: что он наблюдал за тем, как его дочь и ее брат украшают дом ко Дню благодарения, с тех самых пор, как они достаточно подросли, чтобы не порезаться безопасными ножницами.

Мгновение проходит. Питер Чезвич произносит единственное, о чем может думать:

– Когда вы двое собирались сказать нам, что вы брат и сестра?

Доджер подпрыгивает. Все могло бы закончиться катастрофой, если бы не Роджер. Он не дает ей упасть, даже когда она оборачивается и извиняющимся тоном отвечает:

– Мы пока не совсем уверены, папа. Нам еще нужно сдать тесты. Смита их сделает, когда мы вернемся в университет.

– Это формальность, – говорит Питер. – Ты это и так знаешь, иначе не привела бы его домой.

– Я никому здесь не родственница, – говорит Эрин. – И Смита тоже.

– Вы – другое дело, – отвечает Питер. – У нас и раньше бывали одноклассницы Доджер. Правда, на большие праздники они не приходили ни разу и даже на ужин не оставались, но мы же не держали Доджер запертой в башне. Но она ни разу не привела домой парня, тем более настолько похожего на нее.

– Мы не