Немезида ночного ангела - Брент Уикс

совершенно не знала, что ответить. Через неделю он написал еще один сонет и посвятил его правой. – Она возвела глаза к потолку, после чего худшие страхи Ви оправдались, и сестра Ариэль наизусть продекламировала: – «Сосец нежнейший твой – что розовый бутон, / Прильнуть губами и обласкать так манит он»…

Ви сдавленно застонала, и сестра Ариэль замолкла.

– Знаю. Просто оскорбительно, да? Стих совершенно не укладывается в метр! Автор спросил меня, не хочу ли я встретиться и поделиться с ним своими мыслями. Естественно, я исправила ритмические ошибки и кривые рифмы, прояснила образный переход от второго катрена к первому терцету и пометила, что мои сосцы смуглого оттенка, а не розового, после чего вернула ему стихотворение. И, представляешь, он так обиделся! «Если тебе не понравилось, зачем ты вообще сюда пришла?» – кричал он. А я сказала: «Не знаю; я вообще не понимаю, зачем было назначать встречу на сеновале. Но если ты именно сюда приходишь писать стихи, то неудивительно, что у тебя получаются такие нелепые вирши». Но я тогда была юна и не умела разговаривать с людьми.

– Только тогда? – вырвалось у Ви. Вслух она это говорить не собиралась.

– За годы я стала взрослее и многое узнала. Так что и для тебя еще не все потеряно! – добродушно улыбаясь, сказала сестра Ариэль. – Ой, так тебе нужны результаты исследований о том, почему самцов привлекают молочные железы? Я читала работы и выяснила, что существует три конкурирующие теории.

– Знаете, – ответила Ви, – мне… еще так много нужно прочитать. Давайте позже.

Сестра Ариэль смотрела в пустоту. Затем мечтательно произнесла:

– «От жажды ты одна спасешь меня. / Из чресл моих налившихся вот-вот / Извергнется стремительный поток». Ну сама посуди, какая глупость. Разве можно испытывать жажду – то есть нехватку жидкости – и одновременно наполниться ею так, чтобы откуда-то излился целый поток? Какой наивный мальчик… Но милый.

Глава 32

Первое и последнее дело

Четыре лошади. У трактира, где остановились Фаэна и я, стоят четыре незнакомые мне лошади, оседланные и разгоряченные. Мальчишка-конюх держит в руках их поводья. Говорит, ему заплатили, чтобы он за ними присмотрел. Хозяева зашли в трактир ненадолго. Но ведь уже поздно? Впрочем, наверное, ничего подозрительного в этом нет. В здешних местах дневное солнце палит нещадно, и многие ложатся спать посреди дня, а вечером и ночью продолжают свои дела. Так что, возможно, я надумываю, вижу опасность там, где ее нет, как с теми мальчишками на окраине города. Быть может, какая-нибудь компания друзей заехала сюда просто пропустить по стаканчику.

Конюх перекладывает все поводья в одну руку и протягивает свободную, чтобы забрать мои, но я не спешиваюсь.

– Всадников четверо или трое? – спрашиваю я, указывая на лошадей. Кидаю мальчику монету.

Он неловко ловит ее свободной рукой. Отвечает:

– Четверо. А что?

Если я не выдумываю, то Фаэну приехали убивать, а не похищать. Я понукаю коня, завожу его за угол, в переулок, и резко натягиваю поводья, чтобы остановиться под нашим окном. Встаю в седле, после чего бесшумно перепрыгиваю на крышу, рядом с нашим потайным люком-окном.

Изнутри доносится треск выламываемой двери. Через окно я вижу, как в комнату врываются двое вооруженных мужчин.

– Они ушли! – восклицает первый.

– Обыщите все! – приказывает им человек постарше, оставшийся в коридоре. – Не забудьте, что нам говорили про здешние секреты. Мы постоим на стреме снаружи. И еще, сынок!..

Секреты? О каких секретах они говорят? Стекла окна полностью закопчены, но внизу осталось небольшое прозрачное пятнышко, через которое гости вроде меня по возвращении могут проверить, пуста ли комната. Сквозь него я вижу подростка и пожилого человека в коридоре… но не второго мужчину, который отошел вглубь комнаты.

– Что… сэр? – недовольно спрашивает парнишка.

– Не позволяй им говорить. Особенно бабе. Она красивая, вся из себя такая мягкая и беспомощная. Прирежь ее, как только появится возможность, понял? И его тоже. Они – маги. Выжгут нас изнутри безо всяких колебаний, слышишь меня?

– Пап… – говорит парнишка таким тоном, словно отец его позорит. – Я все понял.

– Первое дело всегда выдается непростым, а это так вообще чертовски сложное. Но я знаю, что ты справишься.

– Пап. Я понял!

Мужчины, стоявшие у двери, исчезают. Через секунду я слышу щелчок. Наемникам известно, как открыть потайной выход, и, возможно, не только это. Каким-то образом секреты Общества попали в чужие руки – либо их продали, либо выкрали, либо вырвали силой.

Я оглядываюсь по сторонам. Фонарщики уже вовсю трудятся на самых загруженных перекрестках и у торговых лавок, стремясь сдержать натиск ночи, но даже там, куда пока не дотянулся свет их огней, тьма еще не полная. Я проехал вглубь переулка всего шагов на десять, а отходит он от оживленной улицы. Свидетелей много, хотя мало кто бросает взгляд в эту сторону.

Сейчас станет очень шумно. И, думаю, польется кровь. Я вас предупредил.

В глубине комнаты я вижу второго наемника, он переложил короткий меч в левую руку и водит правой по каминной полке, что-то ища.

Я обволакиваю одну руку черной кожей ка'кари.

Лицо парнишки уже маячит в окне. Он хмурится. Наклоняется поближе.

Я пробиваю кулаком стекло в нижней четверти, хватаю его за грудки и рывком притягиваю к себе, ударяя лицом об оставшиеся стекла. Один рывок, второй, третий. Хрясь, хрясь, хрясь. Верхнее стекло, левое, правое. Я разбиваю почти все окно, причем так быстро, что парнишка даже не успевает выдохнуть от удивления и выплеснуть из раздробленного носа поток крови. Почти все окно… кроме нескольких осколков, которые торчат из низа рамы как зубья пилы.

Тогда я отпускаю одежду парня, хватаю его за волосы и резко насаживаю шеей на эти кривые осколки.

Подтянувшись, я перекатываюсь через его спину, одновременно выхватываю длинный кинжал, приземляюсь в комнате… и тут же низко пригибаюсь, едва успев увернуться от размашистого удара клинком, неуклюже нанесенного левой рукой.

Второй наемник мешкает, перекладывает меч в правую руку и отскакивает назад, когда я наношу рубящий удар.

– Ха! – восклицает он, и мы оба, невзирая на тесноту, принимаем боевые стойки. – Не так уж ты и ловок! – Он встал в некое подобие «железной двери», которая не очень-то годится для короткого меча. Я принимаю опасно низкий «кабаний клык», пытаюсь спровоцировать его на замах сверху.

Но он не переходит в верхнюю стойку – видимо, эта у него любимая.

Я пячусь назад и, немного жертвуя защитой, указываю клинком на его пузо.

Говорил он не очень громко, однако я все