Зловещие топи - Виолетта Орлова

с ног от усталости. Их наперебой угощали лимонадом, но они уже не могли заставить себя его пить. Затем за ними вернулся управляющий в сопровождении Нильсона и огромной ушастой собаки.

– Пойдемте, я осмотрю вас, дам новую одежду, а затем вы сможете присоединиться к торжественному ужину перед выступлением, – добродушно заявил господин Штруденс. Гости не заставили себя долго ждать; они и так уже измучились, борясь со сном, усталостью и голодом.

Управляющий повел их в спальную кибитку, где ночевали актеры. В походной жизни люди лишены многих удобств, однако бродячие артисты сумели вполне неплохо обустроить свой быт. В помещении, укрытом со всех сторон оленьими шкурами и сеном, было хорошо натоплено, а на столиках уютно мерцали свечи из китового жира. Проследив за Артуром, который в настоящий момент осматривал шкуры диких зверей, господин Штруденс заметил виноватым голосом:

– Они уже старые были. Пришлось забить, чтобы избавить от мучений.

Клипсянин удивленно вскинул брови; признаться, он сейчас был целиком и полностью погружен в мрачные думы, связанные с побегом, Тенью, судьбой его друзей, так что, в сущности, его мало волновала судьба бедных животных, подаривших помещению прекрасные теплые шкуры.

– Берта и Дорамендос. Отличная парочка. Страсть как люблю оленей. Я вообще испытываю слабость к животным. Кто еще защитит бедняг, кроме нас, людей?

– Через сколько дней мы прибудем в Полидексу? – прохладным голосом поинтересовалась Одди, очевидно совершенно не умея, да и не желая вести себя иначе, нежели в Доргейме, где она была полноправной госпожой. Господин Вольф тактично сделал вид, что не заметил неучтивого тона юной дамы.

– Дня два. На ночь мы останавливаемся у населенных пунктов и даем концерты. На сегодня у нас как раз значится таковой. Надеюсь, и вы изъявите желание поучаствовать. Но позвольте, я полечу вас.

Господин предусмотрительно завел девушку за ширму, а затем предложил ребятам снять свои грязные потрепанные робы. Он действительно внимательно осматривал каждого, комментируя любые, на его взгляд, физические погрешности или несовершенства. Однако вид Единицы отчего-то привел его в неописуемый восторг. Он по очереди поднимал его руки, словно взвешивая, затем щупал мышцы и все восклицал:

– Невероятно! Какая мощь! Прекрасный образчик силы и мужества!

Столь длительное воспевание своего тела юный образчик силы воспринял не очень-то благосклонно. В какой-то момент он даже грубовато отпихнул от себя настырного управляющего и заявил раздраженно:

– Что вы все заладили? Здоров я, только дайте одежу.

Господин Вольф кивнул головой и поспешно сказал:

– Прошу прощения. Просто вы выглядите как настоящий атлет. Я бы с удовольствием взял вас в свою труппу.

– Не имею интереса, – также грубо и нескладно ответил Единица, отвернувшись от управляющего. Тот, впрочем, ничуть не смутился и принялся осматривать остальных. Если он находил какие-то синяки, ранки или ушибы, то непременно смазывал их жирной дегтярной мазью. После проведения необходимых оздоровительных манипуляций он вручил юношам и Оделян чистую одежду, которая, впрочем, годилась для реальной жизни так же мало, как и тюремные рубахи, ибо это были костюмы для выступлений. Так, громадному Единице досталось не менее громадное меховое трико с гигантскими бабочками, смотревшееся на нем столь же нелепо, сколь бы смотрелось женское платье, натянутое на такого неуклюжего громилу. Четверка превратился в низкорослого клоуна, светловолосый Спайки – в факира, ибо получил армутские шаровары из козлиной шерсти, Оделян стала прекрасной балериной, а Артур, вероятно, мог бы сойти за фокусника или иллюзиониста, поскольку он стал обладателем длинного черного фрака, ослепительно-белой рубахи и узких брюк, усеянных колючими звездами. Пока ребята переодевались, сменяя печальный образ арестантов на образ не менее печальных бродячих циркачей, господин Вольф тщательно ощупывал больного Азора и делал тому целительные инъекции. Увидев, что ребята переоблачились и теперь в нерешительности стоят вокруг него, мужчина сказал тихим и немного торжественным голосом:

– Мне грустно говорить о столь печальном предмете, но ваш друг серьезно болен. Боюсь, его прикончит лихорадка. Организм сильно истощен для того, чтобы бороться. Разумеется, я сделаю все, что в моих силах, чтобы облегчить его страдания. Я совершенно не терплю мучений живых существ.

– Спасибо, – от всего сердца поблагодарил его Артур, а Оделян, задумчиво оглядевшись, вдруг спросила все тем же, не лишенным холодности голосом:

– А где же Чанг?

– Чанг? – переспросил господин Вольф в недоумении, а затем кивнул головой, словно вспомнив.

– Ах да. Это ваш товарищ. Ему очень понравились мои животные; кажется, он теперь забавляется с ними. Если хотите, можете попозже его проведать. А теперь, господа, побудьте немного здесь. Скоро я приглашу вас на скоромный ужин, где будут присутствовать все члены труппы. Надеюсь, вы не откажетесь.

– Не откажемся, – очень быстро произнес Единица, ибо был зверски голоден. Господин Вольф еще раз окинул восхищенным взглядом рослого юношу и вновь оставил их одних. Но здесь, по крайней мере, было тепло, а еще в спальной кибитке путники были избавлены от настороженных взглядов актеров, шумной компании, громкой музыки и отвратительного лимонада, от которого бурлило в животе.

– Что за канитель! – в сердцах проговорил Спайки. – Ходят вокруг да около, а жратвы не дают. Разве непонятно, что мы весь день не жрали? А вчера только клюква была, от которой у меня кишки сводит.

– Заткнись и не жалуйся, – возразила ему Оделян недовольно. – Мне вот, например, интересно, где Чанг. Почему он не с нами?

– Тебе ж сказали, животными он заинтересовался.

– Черта с два, – по-мужски грубо воскликнула Оделян. – Он по жизни никогда ничем не интересовался, а тут вдруг решил в дрессировщики податься?

– Да, меня тоже волнует этот вопрос, – робко вмешался Четверка.

– Надо было спросить у людей, когда мы сидели у костра, – согласился с товарищами Артур, с досадой отметив про себя, что сейчас ведет себя слишком беспечно. Мысли о страшных Тенях, казалось, затмевали в его голове все другие соображения; между тем, необходимо было постоянно держать под контролем ситуацию, в которую они попали. Действительно, куда запропастился Чанг?

Их размышления неожиданно прервал Азор, который наконец-то пришел в себя. Длинные ресницы его дрогнули, и он открыл глаза. Благообразный юноша за время своей болезни стал совершенно неузнаваемым – излишняя худоба сделала его лицо каким-то заостренным и неровным, на пожелтевшей коже появились гнойные высыпания, волосы были мокрыми и сальными от пота. Создавалось впечатление, что беднягу и впрямь одолела моровая язва. Лишь зеленые глаза юноши по-прежнему оставались красивыми.

– Где мы? – слабым голосом поинтересовался больной.

– Какая разница, все равно ты скоро помрешь, – грубо и безапелляционно заявил Спайки. Азор на секунду прикрыл глаза, словно стараясь внутри себя смириться с этой страшной новостью.

– Не слушай ты его, – попытался утешить