Зловещие топи - Виолетта Орлова

Азор легонько кивнул головой, принимая утешения.

– Ну зачем мы взяли его с собой! – не удержалась и вслух произнесла Оделян. – Я же говорила тебе, Артур, что он все равно умрет. Так стоило ли тащить его всю дорогу? Это ужасно вымотало нас всех и вдобавок замедлило продвижение. Вероятно, мы бы уже давно были в Полидексе, если бы не он.

При этих ее словах Азор чуть приподнялся на локтях. Это простое движение оказалось для бедняги весьма энергозатратным, на что указывал пот, выступивший на лбу и участившееся дыхание.

– Ты правда тащил меня всю дорогу? – тихим дрожащим голосом поинтересовался бедный юноша, в упор глядя на Артура. Клипсянин смущенно кивнул.

– Не только я. Мы это делали по очереди.

– Но я не мазохист, поэтому тащил без особого удовольствия, – в своей обычной манере вставил Спайки. – Была бы моя воля, оставил бы тебя лежать в канаве. С другой стороны, ты нам очень даже подсобил в один момент.

Азор никого не слышал, кроме Артура. Казалось, к тому же он еще и никого не видит, кроме него. Его зрачки сфокусировались на человеке, который в настоящий момент был ему дорог и важен.

– Я могу поговорить с тобой наедине? – прошелестел больной, едва шевеля губами.

– Куда же мы денемся? – хмыкнул Спайки. – Вообще-то мы в одном помещении находимся, братишка. Так что давай без секретов.

– Мне надо поговорить с Бунтарем, – настойчиво повторил Азор, а на щеках его от волнения запылал лихорадочный румянец. Артур, подчиняясь воле больного, сел рядом с ним на колени, а остальным жестом приказал отойти подальше. Азор же говорил так тихо, что, даже находясь в непосредственной близости от него, сложно было разобрать что-либо вразумительное.

– Я правда умираю? – тихо вопрошал юноша, с напряжением глядя на клипсянина. Тот с сожалением покачал головой.

– Честно говоря, не знаю. Я не врач.

– Мне… надо еще кое-что тебе рассказать. Помнишь, после неудавшегося побега я перед всеми признал свою вину?

– Да.

– Дух приказал мне это сделать. А еще он сказал, чтобы я не выдавал остальным тебя. Я не должен был упоминать, что ты тоже причастен к побегу. Но, как помнишь, я ослушался. Меня взбесило твое заступничество, когда ты не захотел вместе с остальными ударить меня, и я просто не смог в полной мере себя контролировать. И почему вдруг Дух вступился за тебя? Ты ведь наравне с остальными беглецами намеревался нарушить порядок Доргейма, так почему же он не захотел покарать тебя? Не знаю. Но сейчас я думаю, эта информация может как-то пригодиться тебе.

– Спасибо за честность, Азор, – от души поблагодарил его Артур. Тот прикрыл глаза, принимая благодарность, и продолжил:

– Как думаешь, если художник привык всю свою жизнь писать страшные картины, используя кровь вместо краски, сможет ли он однажды сделать свой холст белым и изобразить на нем нечто хорошее?

Артур на секунду задумался над вопросом.

– Если захочет, – наконец ответил он.

– А если у него не осталось на это времени? – с мучительной дрожью в голосе выговорил Азор и в волнении сжал побледневшие губы. – Совсем не осталось… На новую картину нужно время.

Артур с искренней жалостью посмотрел на больного.

– Художник ведь все осознал, раскаялся и давно заменил испачканный холст на белый. А это деяние само по себе представляет нечто хорошее. Не каждый творец способен здраво оценить свои картины.

Азор улыбнулся с какой-то искренней детской доверчивостью.

– Прости меня, Бунтарь. Если ты простишь, то и они простят.

– Прощаю.

– О чем они там треплются? – бесцеремонно прервал их беседу любопытный Спайки, который, не послушав Артура, все это время кружил вокруг них, словно дикий шакал, подкарауливающий свою добычу. – Какие-то художники, картины. Совсем, что ли, сбрендили от голода? Госпожа Лян, тебе совсем не интересно?

– Меня волнуют проблемы поважнее. Например, куда запропастился Чанг, – фыркнула Оделян.

Впрочем, сей вопрос так и остался без ответа, ибо за ребятами вернулся господин управляющий. Мужчина наконец повел гостей на столь долгожданный ужин, и насущная тема еды как-то быстро вытеснила мысли о злополучном Чанге, ибо все они как один были измучены от постоянных недоеданий. Лишь Азор остался лежать на сене, продолжая бороться с лихорадкой.

Таким образом, вскоре бедняги сменили кибитку на шатер, гигантский по своим размерам. Здесь царил таинственный полумрак. Проходя между мягкими креслами, обитыми красным бархатом, можно было более-менее различить лишь сцену, находившуюся на возвышении. Из-за обилия свечей она казалась одним большим мутным желтым пятном, за которым восседали темные фигуры в странных облачениях. Дело в том, что прямо на этой сцене была хаотично разложена, или, правильнее будет сказать, раскидана еда. А так как первые ряды почти вплотную примыкали к ней, зрители могли спокойно протянуть руку и взять себе со сцены все необходимое, как они бы непременно сделали, будь перед ними обычный обеденный стол.

Артур со своими друзьями так же примостились в первом ряду, с некоторым удивлением глазея по сторонам. Управляющий зашел на сцену, ловко перешагнул через чудесный фарфоровый чайник, при этом умудрившись не наступить в блюдца с кусочками красного и желтого торта, и позвонил в колокольчик, как бы оповещая собравшихся о том, что пора приступать к трапезе. Никто не заставил себя долго ждать. Достопочтенные клоуны, дрессировщики и факиры жадно накинулись на еду и принялись интенсивно жевать, разбрасывая вокруг себя крошки, будто конфетти.

Артур тоже не стал скромничать. Юноша, как и все остальные в их компании, совершенно ослабел от длительной дороги и постоянных недоеданий. Однако местная еда, к сожалению, не могла в полной мере удовлетворить его, и дело было вовсе не в излишней притязательности клипсянина. Здесь имелось много всего (особенно поражали яркие кричащие цвета), однако в съедобности некоторых блюд можно было весьма усомниться.

Нет, конечно, изголодавшийся юноша ничего не имел против хрустящего салата из розового попкорна в карамельной глазури, гарнира в виде сахарной ваты, замороженного супа со вкусом сливочного мороженого, сладких клоунских носов, яблока в карамели, пиццы из жареных соленых орешков, но вот, например, бритый лед откровенно смутил его. Перед тем, как отправить тот или иной продукт в рот, приходилось подолгу осматривать его, ибо была большая вероятность спутать его с элементами декораций, которыми изобиловала сцена. Впрочем, циркачей это нисколечко не смущало. Они поглощали еду так быстро и интенсивно, что вскоре вся сцена опустела.

– Меня сейчас стошнит, – простонал Единица, обеими руками придерживая многострадальный живот. Из-за жадности он не очень-то следил,