Союз трёх императоров - Сергей Анатольевич Балакин

Освободившись от тонны бомб, «Цыпа номер семь» самопроизвольно начала набирать высоту. Старший лейтенант Рихтер выглядел довольным: важное задание выполнено, пора уходить в облака и ложиться на обратный курс. Императорский дворец, правда, найти и разбомбить не удалось, но пламя разгоравшегося внизу пожара подтверждало: давний противник и обидчик России сегодня получил хорошую оплеуху.

Однако впереди воздухоплавателей ждало серьёзное испытание. Цеппелин поднялся на высоту в полтора километра, как вдруг появились вражеские самолёты – три юрких и агрессивных биплана. Алюминиевый борт носовой гондолы прошила пулемётная очередь – пули с жужжанием пролетели над головами, заставив всех находившихся внутри машинально пригнуться.

До сего момента японская авиация для цеппелинов не представляла особой угрозы, поскольку в данной области вооружений Страна Восходящего солнца сильно отставала от ведущих держав. Самым массовым японским самолётом был выпускавшийся по французской лицензии и уже изрядно устаревший биплан «Фарман». С ним воздушный крейсер «Ц-7» уже встречался над Южным Сахалином и над Порт-Артуром, но оба раза всё закончилось благополучно: вражеские «этажерки» не выдержали пулемётного огня и быстро ушли на высоту. «Фарманы» имели потолок порядка трёх с половиной километров, а цеппелины – почти вдвое больше. Именно высотность дирижаблей жёсткой конструкции считалась самой надёжной защитой от самолётов-истребителей.

Но сейчас русских воздухоплавателей атаковали недавно закупленные в Америке «Кёртисы». От своих предшественников – «Фарманов» и «Сопвичей» – они отличались гораздо более мощными двигателями и способностью забираться на куда большую высоту.

Застрекотали пулемёты: «Цыпе номер семь» пришлось яростно отстреливаться из всех восьми «максимов». Но японцы кружили на большой скорости и, выходя на цель с разных сторон, отвечали длинными очередями. Находиться под ливнем свинца в тихоходном воздушном судне, лишённом даже намёка на броню и под завязку наполненном огнеопасным водородом, было крайне неприятно.

– Отче наш, иже еси на небеси… – пробормотал себе под нос штурман Кондратов.

– Ха, да мы уже на небесах! – насмешливо бросил в его сторону Муха Зэ-зэ. – До того света нам ближе всех…

И в этот момент, словно в наказание за бесцеремонное вторжение в чужую молитву, в рубку ударила очередная пуля. Лейтенант Закржевский вскрикнул и схватился рукой за правое плечо. Из-под его пальцев по синему рукаву кителя потекли струйки крови.

Командир отправил к Закржевскому рулевого Шкуратова, который в экстремальных ситуациях выполнял функции санитара, а штурвал взял в свои руки. Шкуратов и Мунивердич перебинтовали, как могли, раненого лейтенанта, дали ему полчарки разбавленного спирта и уложили на единственную в носовой гондоле койку. Делать всё это им пришлось под непрерывный треск пулемётов, пытавшихся отогнать вражеские истребители. Лишь через двадцать минут, когда цеппелин достиг высоты три тысячи метров и окунулся в плотную пелену облаков, все облегчённо вздохнули. Кажется, ушли…

Правда, тревожило техническое состояние воздушного судна. Вероятно, число пулевых пробоин в нём измерялось сотнями, а жидкий балласт полностью слит. Если начнётся утечка водорода, то предотвратить потерю высоты будет невозможно. Но об этом старались не думать.

В принципе, пулевые пробоины цеппелину не опасны. Размещённые под наружной обшивкой газовые баллонеты изготавливались, как уже говорилось в начале нашего повествования, особым способом из оболочки слепой кишки крупного рогатого скота. Получавшийся эластичный материал обладал одним важным достоинством: при наличии внутри баллонета достаточного давления небольшие отверстия в оболочке – например, от пули – автоматически затягивались, как в изобретённом позже резиновом покрытии внутри авиационных бензобаков.

Мнение о чрезмерной опасности водорода тоже несколько преувеличено. Когда газ однороден и находится в замкнутом объёме, он не опаснее бака с бензином или керосином. Даже зажигательные пули часто прошивали баллонеты с водородом насквозь, не воспламеняя его. Как и в случае с бензином, очень опасен не сам водород, а его смесь с воздухом, то есть взрыв цеппелина обычно происходил только в случае утечки водорода и скопления его под наружной обшивкой. Если же баллонеты целы, и газ в них находится под достаточным давлением, то риск взрыва ничтожно мал. Кстати, зажигательных пуль в боекомплекте японских истребителей тогда ещё не было. Не дозрели пока самураи и до культа камикадзе, хотя таран самолётом почти гарантированно привёл бы к гибели цеппелина.

* * *

Возвращение домой оказалось крайне сложным. Погода внезапно испортилась, похолодало и, продолжая лететь на высоте 3000 метров, цеппелин начал покрываться льдом. Тёплая одежда не спасала, а снижаться Рихтер не хотел из-за отсутствия балласта. Лишь проведя обследование воздушного судна и отдалившись от японской столицы на сто миль, он приказал стравить часть газа и снизиться до полутора километров. Но всё равно экипаж коченел от холода. Особенно жалко было двух раненых – Закржевского и пулемётчика Мельникова, которому пуля раздробила ступню левой ноги.

Над Японским морем летели на высоте 800 метров. Но один из двигателей пришлось остановить: он начал стучать и сильно греться (как потом выяснилось, пуля пробила картер, и из него полностью вытекло масло). Скорость упала до 30 километров в час, а в самом конце пути – до 15, так как задул встречный ветер. Поэтому до базы добирались долго и пришвартовались последними.

Из четырёх цеппелинов, участвовавших в операции, до цели сумели добраться два – «Ц-4» и «Ц-7». «Тройка» вынужденно повернула назад уже через три часа после вылета из Стрелки – у неё забарахлил один двигатель и к тому же выявились неполадки в топливной системе. «Пятёрка» до Японии долетела, но из-за невязки долго кружила над островом Хонсю, так и не определив точно своё местоположение. Когда расход топлива приблизился к критической отметке, её командир, старший лейтенант Козьмин, приказал возвращаться на базу. Бомбы цеппелин сбросил на случайно подвернувшуюся цель – бухту неопознанного городка, где наблюдалось скопление небольших судов. «Ц-5» чётко определил свои координаты, только когда пересёк Японское море и оказался над Русским островом.

Вслед за «семёркой» бомбы на окраину Токио сбросил лишь «Ц-4», примерно через два часа после первой атаки. Японские самолёты его не преследовали, так как кружили над императорским дворцом и правительственными зданиями, то есть достаточно далеко от места второй бомбардировки.

Несмотря на лишь частичный успех, в Петербурге результатами воздушного рейда остались довольны. Резонанс от бомбёжки японской столицы превзошёл все ожидания. Особенно неистовала американская пресса, обвиняя Россию во всех грехах и особенно «в циничном варварстве по отношению к мирному населению». Выражаясь современным языком, 1-й эскадра воздушных крейсеров была распиарена так, что о ней узнал весь мир. Воздушный налёт на Токио обсуждали даже в далёком Парагвае.

Экипажи отличившихся «несокрушимых исполинов пятого океана» были представлены к наградам. Но эту радостную весть омрачал крайне печальный факт. Несчастный Муха Зэ-зэ не дожил