Бес лести предан - Элиот Лилит

«… когда и через какие европейские соборы эта шпага прошла. Перед ней ни одна тварь не устоит».

Это неважно. Хоть тысячу раз освященная сталь не выдержит столкновения с эдаким монстром.

Тварь бросилась вперед.

Ворот мундира впился в горло жесткой удавкой. Мир полетел вверх тормашками.

Огромная черная кобра пронеслась над ним, вырвавшись, наконец, на свободу. Но не бросилась на людей, а стрелой пролетела вперед и с алой вспышкой врезалась в нераскрытый разлом. Тот полыхнул, как подкормленный дровами камин, и заглотил чудище целиком.

– Нет… – пробормотал Алексей с ужасом. – Нет…

Алая трещина поползла вперед, и в миг чудовищной ясности ему представилось, как эта полоса будет ползти и ползти – пока не доползет до конца вселенной, рассекая пополам город, страну, весь мир.

Но это длилось лишь мгновение. Воздух разломился, показав алую Изнанку, однако трещина удлинилась только на одну руку.

Алексей опустил глаза. Побелевшие кулаки Александра все еще стискивали полы его мундира. Потухшая шпага валялась на камнях. Голубые глаза яростно горели в темноте. Из носа текла кровь.

– Ты… – Александр хватал ртом воздух, будто это его чуть не задушили собственным мундиром. – Ты безумный…

Алексей молча смотрел на него. Потом кое-как выдавил:

– Я разбил вам нос.

Александр, казалось, разрывается между желаниями дать ему пощечину и разрыдаться на груди. В конце концов – подхватил шпагу и вскочил на ноги.

– Вставай. Надо с этим покончить.

Александр не стал дожидаться, пока будет покончено со всеми бесами. Оставив Алексея отваживать тварей, подбиравшихся слишком близко, он подскочил к затихшему в минутной передышке разлому и вцепился в его края. Протяжное светозарное движение сцепило лоскуты разорванного воздуха. Холодно вспыхнув, разлом закрылся, отрезая обитателей Изнанки от человеческого мира.

Бесогоны взялись за остатки черного воинства, распевные молитвы зазвучали увереннее. И вот уже ничего не напоминало о побоище – ничего, кроме тел, похожих на ворох черно-белых тряпок.

Среди священников потерь почти не было, но скрепя сердце пришлось признать: они внесли свою лепту. Если бы еще подчинились воле императора и пришли на помощь не только тогда, когда беда постучалась в их двери…

Алексей поискал митрополита. Седовласый старец сумрачно оглядывал поле боя. Морщины на его лице казались такими глубокими, что походили на трещины в камне. Алексей зашагал к нему, и старец повернул усталое лицо.

– Ваше высокопреосвященство! – хриплые слова царапали горло. – Вы этого, верно, не помните, но когда я еще мальчишкой умирал здесь с голоду вместе с отцом, вы нам дали серебряный рубль.

Другие священники оборачивались. Кто-то крестился, заметив его вздутые черные вены и заплывшие тьмой глаза. Алексею было плевать.

– Я вам по сей день благодарен. Вы нам жизнь спасли. Кто другой, может, постыдился бы признать, что пришлось вымаливать подаяние, но мне стыдиться нечего. Я был бедным мальчишкой из захолустья, у меня ничего за душой не было, кроме диких надежд. Я…

Его скрутил приступ кашля – тяжелый, удушающий, рвущийся изо рта клочьями тьмы. Неужели перешел предел?

– Да что с ним? – пробормотал кто-то. – Проклятый он, что ли?

Сознание затуманилось, грозя уплыть совсем, но нет, нет, он должен сказать…

– Бесы! В нем бесы сидят!

Земля ушла из-под ног, но чья-то рука подхватила его. С неожиданной для старика силой митрополит удержал Алексея на ногах.

– Продолжайте, господин комендант, – прозвучал спокойный голос. – Вашего отца я помню, вы на него похожи.

– Я хотел сказать… – мысли разбегались, как перепуганные тараканы. – Я хотел сказать… Вы сами теперь видите, против чего мы сражаемся. И это только малая часть, это только начало, – он уставился митрополиту в глаза, цепляясь за его спокойствие, как за якорь. – Мой отец у вас милостыню просил, и я готов просить. Но не заставляйте просить вашего императора.

Новый приступ кашля съел следующие слова. Что-то едкое вспенилось на губах, едкое и черное. Рядом вскрикнули:

– Ваше высокопреосвященство, отойдите от него!

На периферии зрения блеснул медный таз. Уж не святой ли водой его хотят…

Холодная ладонь легла ему на затылок. Яркая белая вспышка испепелила колющую в груди боль. Алексей снова пошатнулся, но теперь уже эта рука не дала ему упасть.

– Извините его, ваше высокопреосвященство, – прозвучал мягкий голос Александра. – Мой друг очень устал.

Митрополит не ответил.

С неба повалил снег, но Алексей не чувствовал холода, хотя они выбежали из дворца, даже плащи не надев. Снежинки оседали на темно-зеленом сукне мундира, таяли на коже морозными огоньками. Он стоял неподвижно.

Бесогоны подсчитывали потери. Александр скитался меж ними, словно призрак, заглядывая в лица павшим бойцам. Найдя среди них офицера, примчавшегося за ними во дворец, он опустился на колени и долго разглядывал неподвижное лицо. Слезы на его щеках мешались с тающим снегом.

Наконец, он поднялся, стряхнул с колен слякоть и, махнув Алексею, зашагал к лошадям. Кровь из носа у него уже не шла, но бордовая корка топорщилась на губах и подбородке, такая неуместная на безупречном лице. И все равно он походил на сошедшего с расписного потолка лавры ангела.

Проходя мимо молодого служителя с ошалелыми от пережитого ужаса глазами, Алексей услышал, как тот прошептал:

– Бес…

– Вам не следовало перед всеми называть меня другом, – вырвалось у Алексея.

Александр рассеянно улыбнулся.

– После того, что ты сделал, кем бы я был, если бы побоялся сказать это при всех?

– После того, что я сделал, – заметил Алексей тяжело, – я не знаю, почему вы все еще зовете меня другом.

Александр вздрогнул. Передумав вскакивать в седло, вытащил ногу из стремени.

– Давай пройдемся.

В отличии от Алексея, на нем плащ уже был – укутал заботливый адъютант. Они двинулись по безлюдному Невскому, ведя лошадей в поводу. Долго шли в молчании, только цокот копыт и тихое ржание разбавляли тишину. Спохватившись, Алексей вытащил из кармана носовой платок, зачерпнул с верхушки сугроба горсть чистого снега и протянул Александру.

– У вас кровь на лице.

– А, – с прежним рассеянным выражением Александр принялся оттирать с губ темную корку. И вдруг рассмеялся, качая головой. – Я понимаю, почему даже отец не может на тебя долго злиться.

– Так вы злитесь?

Какой же идиотский вопрос…

– Нет, – Александр шмыгнул носом и вернул ему платок. Задержал свою ладонь на его. Только минуту назад одна сочилась светом, а вторая – тьмой, но сейчас это были две самые обычные руки: у Алексея – сухая, жилистая, с выпирающими костяшками, у Александра – аккуратная и мягкая, хотя