Надежда. Адаптация - Алевтина Афанасьева

Ребёнок скептически посмотрел на подругу, всем видом изобразив недовольство. Надя отметила, что она выглядит спокойной, хотя и раздражена её появлением. Новая одёжка по размеру и шапка-ушанка хорошо смотрелись на Тане и явно пришлись по душе.

— Меня тут кормят, подружка появилась. Одежду вот дали. Видишь, красивая какая? Ты мне ничего новую куртку так и не нашла, а я долго просила.

Надя пропустила обвинения мимо ушей. Сейчас нужно было сосредоточиться и придумать что-то, чтобы донести до девочки главную мысль, ради которой она пришла сюда.

— Скажи, ты знаешь того человека? С танка.

— Знаю. Иначе, зачем бы я к нему бежала?

— Кто он тебе?

— Не скажу. Ты пришла сюда зачем?

— Хочу тебя забрать.

— С тобой нельзя. Ты болеешь и скоро будешь как ходуны кусаться.

— Мертвяки, — невольно поправила её Надя, — мы называли их мертвяками.

— Хм, да, мертвяки. Я и забыла, — беспечно отмахнулась Таня, а девушке показалось, что она специально назвала мёртвых по-новому. — Забери с собой Рэма, пусть охраняет. Ты его укусить всё равно не сможешь, может быть, он потом загрызёт тебя, чтобы ты не ходила.

— Таня, о чём ты? Рэм не может меня загрызть, я спасла его… Пойдём со мной. Нет времени на споры. Я понимаю, что что-то произошло нехорошее, но…

— Нет, ты не такая, как я думала. Ты обманывала, а обещала, что не будешь врать! — девочка сжала кулачки и едва сдержала слёзы. — Уходи.

— Таня, не валяй дурака. То, что ты прочитала, это обрывки из моего прошлого, о том, что было. Мне хотелось рассказать, но ты… тебе ещё так мало лет, понимаешь? Зачем тебе это знать вообще? Ты раньше тоже иначе жила, не делала тех вещей, которые делаешь теперь… Но я же не говорю, что ты была хорошей, а стала плохой! Не говорю, что ты меня обманывала. Правда?

— Уходи, а не то я закричу, — пригрозила Таня. Неподдельная суровость подсказала Наде, что та не шутит. Девочка очень изменилась, — теперь это был взрослый человек в её обличии. От понимания этого стало грустно, на Надю навалилась безысходность. — Здесь безопасно, я просто хочу остаться и жить тут! Не хочу идти по грязи через опасные места! Мне надоело! — в голосе Тани было столько сухости, казалось, она каждой клеточкой отталкивала от себя Надю, гнала прочь, не оставляя ни единого шанса. — Тебе здесь не надо быть. Уходи уже!

— Разве за всё это время я не доказала тебе, что желаю только добра?

— Ты старалась, — девочка почесала лоб, — только сейчас я тебя немного боюсь. Я не пойду с тобой никуда.

— Ты думаешь, здесь лучше?

— У них много оружия и еды. Сказали, что есть другие дети в большом лагере. Когда этот отряд поедет обратно, я поеду с ними. Там даже школа есть, а мне как раз надо! А ты болеешь, всё равно скоро умрёшь. Кто тогда обо мне заботиться станет? Уходи, не хочу, чтобы они тебя убили. Это будет неправильно, — Таня поспешно отвела взгляд и поджала губы. — Теперь я буду жить без тебя. Уходи.

— А как же родители твои? — в отчаянии Надя забросила последний «крючок» и сама не поняла, зачем сделала это. Слова сорвались с языка и повисли в тишине. Девочка перевела на неё взгляд и заплакала.

— Ты уходи сейчас, — она размазывала слёзы по лицу. — Ты снова… ты зачем это…

— Таня, мы ещё можем идти дальше.

— Нет, — всхлипнула Таня, — я знаю, что мама и папа умерли.

Надя остолбенела. Внутри грудины обожгло будто огнём. Если до этой секунды у неё был шанс всё как-то спасти, то теперь она потопила саму себя. Девушка судорожно выдохнула, стушевалась. Начала отползать задом:

— Таня, мне жаль, что всё так вышло… Мне давно надо было сказать, но я боялась, что тебе будет больно… Я думала, там будет кто-то ещё из твоих родных… Я надеялась… Прости меня, если сможешь, — напоследок выдавила девушка. — Ещё я хотела сказать, что… что пусть у тебя всё будет хорошо. Мне сначала было очень трудно с тобой. Но потом я обрадовалась, что ты есть. Просто запомни. Ты очень помогла. И прости меня, пожалуйста.

Девочка промолчала и отвернулась. У неё в руке Надя заметила перочинный нож и поняла, что оружие приготовлено против неё. Сдержав вздох, девушка позвала Рэма и выползла из палатки.

Темнота снаружи накрыла плотным, почти непроницаемым куполом. Сюда не доходил свет костра, и казалось, девушка очутилась в совершенно ином мире, в другой далёкой реальности. Так темно бывает только далеко за городом или под толщей океана. Все постройки исчезали на расстоянии вытянутой руки, и от этого становилось по-настоящему жутко.

Стало трудно дышать, Наде отчаянно захотелось плакать. Пошатнувшись, на четвереньках доползла до забора и по рухнувшей плите перебралась на территорию заброшенного медицинского центра. Здесь пахло немного иначе, свежестью ночи и свободой — будто запах еды от костра охраны не был способен преодолеть эту условную линию из бетона.

Некоторое время Надя сидела у стены и поглаживала пса. Набираясь сил, она пыталась собрать себя заново, чтобы хоть как-то переосмыслить всё произошедшее. Прежних целей не осталось, другие ещё не успела придумать. По лицу текли слёзы.

Надя давно знала, что расставание с девочкой неизбежно, но всё же надеялась, что оно случится на хорошей ноте. Теперь же она стала для Тани врагом. Мало приятного получить такое клеймо, да ещё от ребёнка. Позор, от которого не избавиться.

Глаза привыкали к темноте. Впереди лежал небольшой сквер на территории больницы. Серые корпуса едва проступали за деревьями, а чуть дальше, Надя знала об этом, — лежали жилые кварталы. Снова ждала дорога. Нужно было идти, чтобы… Что? Куда идти? Зачем? У неё не нашлось ответов. Надя стала листом, писать на котором теперь можно было лишь начисто.

42. Тишина

В ту же ночь она вернулась в квартиру, где вечным сном спали два пенсионера. Почему Надя снова пришла именно туда? Ей показалось, что это та отправная точка, с которой она может изменить всё в последующих событиях. И главное — иначе ответить Тане, чтобы услышать другое в свой адрес. Только самообман теперь мог спасти психику Нади, самомнение было окончательно растоптано.

Заперевшись, она решительно принялась рыться по шкафам. Давно следовало найти себе новую одежду — эта была насквозь пропитана… Да чем только не пропитана! Но думать об этом уже не было противно, — это стало обыденным событием. Вещи стариков были