Надежда. Адаптация - Алевтина Афанасьева

Девушка продолжала распиливать шею Ивана, чувствуя, как от напряжения сводит мышцы. Булькающий звук, который издавал мертвяк, стал тише. Она слышала свой крик будто со стороны. Он был жутким, едва ли похожим на человеческий. Словно она сама окончательно превратилась в отвратительное чудовище, которое не может остановиться, и продолжает в остервенении раздирать своего противника.

Счёт времени был потерян. Кровь заливала всё. Когда на пол упала голова, Надя соскользнула с тела, продолжая дрожащей рукой сжимать нож. Было ли это победой? — Она не знала.

Девушка осела на пол. Завыла, выронила нож, в бессилии разводя руками, словно извиняясь перед кем-то и самой собой. Рядом лежала голова с хищным оскалом, всё ещё ожидая, когда Надя совершит ошибку и подойдёт ближе.

Тряпки, на которых девушка тащила Ивана, теперь стали его верёвками. Надя нарезала и связала их между собой, а потом обмотала ими мертвяка. К голове долго боялась подходить. Та шевелилась, щерилась, вращала языком и клацала зубами. Девушка нашла в себе силы и совком закатила её в ведро.

Могилу рыть не пришлось. Неподалёку нашлась яма около недостроенного дома. Надя отволокла туда тело и голову. Лопата была там же, в подсобке, среди прочего инвентаря. Оказалось, что земли нужно много, чтобы хорошо засыпать мертвяка. Девушка продолжала методично копать, не замечая, что руки стёрлись в кровь. Остановилась, только когда над могилой подрос холм.

Сев на ступени подъезда, Надя беззвучно заплакала. Остановить слёзы было невозможно. Хотелось рыдать в голос, но внутри будто что-то сломалось. Она сидела, привалившись к подъездной двери, и смотрела на сапоги, на которых остались следы зубов.

Иван преподал ей непростой урок, даже будучи по ту сторону жизни. Девушка криво улыбнулась сквозь слёзы. Весеннее солнце заливало пустынный город. Вокруг царила мёртвая тишина.

43. Дорога

Над лесом парило лёгкое бледно-зелёное марево первой листвы. Её стало значительно больше, чем неделю назад. После ночей на лужах всё ещё оставался хрупкий лёд, но на прогалинах среди грязи уже вовсю пробивалась молодая трава. Ближе к полудню солнце начинало припекать сильнее. В городах от снега не осталось ни следа, теперь он лежал только в лесах, укрытый тенью хвойных деревьев. Ветер тоже переменился, стал теплее и мягче, он рождал желание дышать полной грудью. На душе было тяжело, но Надя во всём ощущала прикосновение весны и от этого, вопреки приговору, хотелось жить.

Отоспавшись сутки в одной из квартир, Надя привела себя в порядок и покинула город, поставив главную цель — уйти отсюда как можно дальше. Хотелось постоянно находиться в движении, чтобы видеть вокруг разные места, и не давать мыслям снова возвращаться к прошедшим событиям.

Надя никак не могла сориентироваться на местности, совершенно забыв о том, что в рюкзаке лежит старенький компас. Указатели не встречались, а от некоторых остались только столбы. Девушка просто шла по дороге в сторону области. Сначала она волновалась, но потом поняла, что так даже правильнее. Всё стало иным, как и она сама.

Мертвяков и их останков попадалось всё меньше — это тоже значительно увеличивало шансы на выживание. Несколько раз Надя видела полуистлевшие тела, но по ним нельзя было понять: погибли люди от чьих-то рук или кто-то избавился от мертвяков. Каждый раз девушка проходила мимо, ускоряя шаг, и не позволяла Рэму приближаться к ним.

Отсчёт собственных дней жизни был прекращён довольно скоро, через четыре ночи. Она всё ещё была жива. Вопреки и назло. Надя больше не думала о болезни. В этом не было никакого смысла. Она была готова принять любой поворот судьбы.

«Буду заботиться о собаке. Почему нет? Он медалист, хороший пёс. Всё-таки об этом гораздо веселее думать, чем о трупах. С Рэмом иногда и поговорить можно, а ещё он охраняет, правда, много жрёт и постоянно голодный. Может, у него глисты завелись? Подлечить бы. Старые раны хорошо затянулись, вот только хромает иногда. Хорошо, что он есть у меня!»

Девушка старалась смотреть на всё позитивнее, вспоминая себя прежнюю. Тогда она была наивна, ещё умела доверять, и страха внутри было в разы меньше. Теперь же ловила себя на том, что превратилась в нового человека, но совсем не в того, на которого хотелось бы равняться.

Стараясь не сойти с ума и увести мысли в сторону, Надя считала шаги — это немного отвлекало. Когда сбивалась, принималась за подсчёт деревьев. На привалах складывала в уме полученные числа. Старалась думать о чём угодно, только не о смерти.

Движение стало главным смыслом новой жизни. Иногда встречала поломанные дорожные указатели. В какую сторону они раньше указывали, было непонятно, и девушка раскладывала на земле карту, пытаясь скорректировать маршрут. Надя представляла себя маленькой, как точки, которые она делала на маршруте — и в этом масштабе её одиночество выглядело более пугающе. Оно усиливалось и, не будь рядом овчарки, неизвестно до какой грани довело бы.

Дорога давно потеряла своё покрытие. Кое-где о нём напоминали куски асфальта, а в прочих местах оставался гравий и песчаное основание, переходившее в грязь. Иногда просматривались отметины от шин и гусениц, пустые гильзы и мелкий мусор.

Рэм чувствовал мрачный настрой девушки и старался поддерживать. По-своему, конечно, но иногда весьма успешно. Притаскивал ветки, приглашая играть, или носил найденный ботинок — тогда Надя ругалась и бросалась следом, чтобы отобрать. Счастливый пёс убегал в сторону и дразнил, выжидая, когда девушка подойдёт ближе, чтобы снова рвануть с игрушкой дальше. Потом оба уставали, но оставались довольными этой небольшой встряской.

Ночевали на обочинах среди останков машин и в брошенных домах. Детское ватное одеяло, одно на двоих, и драный спальник стали лучшими друзьями. Надя и пёс одинаково не любили эти стоянки. Хотя девушка всё так же, как в детстве, подолгу смотрела в небо, перед тем, как заснуть, это уже не было временем романтики. Лишь иногда память бережно сглаживала реальность, и Надя оказывалась в далёком детстве. Уютном, надёжном и правильном. Она лежала, вдыхая запах земли, а в голове проносились события, хорошие и не очень, но каждый раз — важные. Иногда девушка прокручивала и недавно прожитые эпизоды, размышляя, как лучше было поступить, чтобы найти другой выход, но всё чаще просто вспоминала жизнь до эпидемии. Почти всегда засыпала в слезах, обнимая Рэма.

Каждое новое утро, открывая глаза, Надя понимала, что благодарить за это вряд ли стоило аспирин, да и одного желания жить казалось маловато, чтобы справиться со смертельной болезнью. Получалось, что