Надежда. Адаптация - Алевтина Афанасьева

В ванной Надя покрутила краны и подложила несколько полотенец намокать — струйка воды была едва заметной. Потом разделась догола, ощутив при этом нескончаемое облегчение.

Запах затхлости от чистой одежды не смущал, напротив, казался уютным и домашним. Как будто Надя была в гостях у своих стариков. Она оценила, что всё нижнее бельё было отглажено утюгом и лежало ровными стопками на полках. После тех вещей, что она носила последнее время, это казалось настоящим подарком.

Полотенца в ванной хорошо намокли. Надя начала ими обтираться. Первые три стали до жути кровавыми и землистыми. Тело болело от каждого прикосновения, но когда ушла грязь, стало значительно легче. Как будто всё дурное спало с плеч. Девушка с интересом смотрела в зеркало, ощущая счастье. Пусть на ней были жуткие синяки, а лицо обезображено, в такие моменты очень хотелось радоваться жизни.

Пенсионеры явно имели дачу где-то в области: в комоде Надя наткнулась на сумку, в которой лежали удобрения, новый совочек, пакетики с семенами, резиновые перчатки и прочая мелочёвка. Там же хранилась и неплохая мужская куртка темно-зелёного цвета с подбивкой на искусственном мехе, новая, судя по бирке. Она была велика и годилась только для весны. Тогда девушка подобрала пару свитеров и футболок, которые поддела под низ, и вещь пришлась впору. Штаны деда оказались широки, но Надя заправила их в демисезонные сапоги, предварительно надев две пары носок. Всё вместе это выглядело вполне сносно, и сразу стало теплее.

Небольшая помывка досталась и Рэму. Через час, когда воды в ванной набралось чуть меньше половины, Надя заставила пса забраться туда. Конечно, это не было настоящим мытьём, но всё же значительно улучшило вид пса. Потом она сидела, вычёсывая его прямо посреди комнаты. Это пришлось Рэму гораздо больше по вкусу — он откровенно наслаждался, прикрыв глаза и вывалив язык.

В рюкзаке, который вернул военный, оказались банка тушёнки, пакет с горстью риса, и даже её шестизарядник с тремя патронами, дневник и компас. Не густо, но могло и того не быть. По крайней мере, оружие давало шанс вовремя покончить с жизнью, а не превращаться в разлагающееся существо. Высадить себе мозг Надя пока совсем не была готова, но мысль, что у неё появился выбор, придала сил.

«Можно поискать аптеки, порыться по квартирам. Не могли же всё растащить за это время! Потом вернусь в Барушкино, там столько всего оставалось! Только дойду ли? Путь был очень сложный, нужно подготовиться. Для начала, здесь получше поискать…» Мысль об обратном путешествии не нравилась, но соблазны роскошной жизни манили и приятно грели. Надя думала, что сейчас Барушкино — единственно верное для неё место.

Она неспешно поела. По привычке подпёрла дверь тумбочкой, а сама легла спать в другой комнате на старом диванчике в обнимку с овчаркой, укрывшись несколькими одеялами. Это было самым лучшим решением после всего случившегося.

Как бы ни было тяжело снова сниматься с места, но пришлось, и Надя покинула квартиру. Нужно было обыскать пустующую больницу. Пробирались осторожно, боясь наткнуться на один из патрулей. Когда пришла, оказалось, что зря сделала это! Внутри всё начисто выгорело, от оборудования остались металлические остовы, искажённые, жутковатые. Кое-где лежали кучи мусора, обгоревшая мебель, среди которой выглядывали человеческие кости и остатки одежды. Рэм обнюхивал стены и шёл в стороне. Чуял ли он кого-то? Надя заглядывала в выгоревшие помещения, рассчитывая увидеть сейф с медикаментами, только всё в этой больнице было давно подчищено.

Надя медленно брела через город, рассуждая, стоит ли возвращаться в Чувазово, а может проще сразу идти в Барушкино. Овчарка оборачивалась на её голос, ловя нотки волнения. Особой цели у девушки не было, — её туда манило большое количество еды и определённые удобства. Мыслями Надя возвращалась в те дни, когда они были там с Таней. Ей казалось хорошей идеей обосноваться там всерьёз и надолго.

Через город шла по гусеничным следам тяжёлой техники, когда вышла из Печегорска — впереди раскинулась широкая дорога. Здесь асфальт был частично раскрошен, но прошедшими дождями грязь смыло в канавы, так что идти было вполне комфортно. В рюкзаке лежало немного провизии, взятые из квартиры спички, колотушка для мяса и нож Ивана. Старый спальник должен был уберегать от переохлаждения ночами. Надя посчитала, что в одиночку преодолеет расстояние до посёлка быстрей, но через лес снова идти не планировала. Весной двигаться там будет ещё сложнее, чем зимой: грязь в лесной чаще бывает не просыхает до самой середины лета, земля в низинах подтапливается, а речки разливаются.

Пёс приуныл и явно скучал без девочки. Потеряв интерес к окрестностям, не замечая птиц, которых стало больше с приходом тепла, он понуро шёл рядом. Надя подбадривала пса, как могла, но это не помогало.

Солнце поднималось над горизонтом, под ногами хрустела цементная крошка, иногда звякали битые стёкла, но девушка не слышала этого. Она вела с собой непростой монолог, стараясь оценить сложившуюся обстановку.

«С трудом верится, что это всё со мной происходит. Сказал, вирус действует быстро. И он мутировал… Тогда почему я всё ещё в своём уме и жива? Никаких признаков болезни нет. Может быть, мой анализ сделан неверно? В конце концов, что-то я не видела там у них никакой лаборатории. Или что там для этого нужно? Может условия специальные, а если они не соблюдаются, то и результат будет неверный. Да, скорее всего, диагноз ошибочен, и если даже вирус в крови есть, всё равно всегда остаётся шанс выжить. Пятьдесят на пятьдесят. Буду верить в это. Раньше даже после смертельных болезней всегда кто-то выживал, а медицина разводила руками. Так почему сейчас они решили, что всех надо истреблять? Много взяли на себя! Вообще попахивает бредом, что человечество может погибнуть от этого. Какие-то страшилы запросто рушат всю мировую систему, и все такие сидят и боятся. Бред! Как будто это кому-то на самом деле нужно и процесс управляемый. В лагеря-то вон как быстро собрали всех… К тому же, столько времени прошло и почему учёные ничего не создали? Люди умирали раньше отведённого срока за что? Не укладывается в голове… Они ведь даже не похоронены. Мы их рубим и оставляем гнить на улицах. Ненормально это… Как будто с приходом конца света мы отказались от самих себя. Откинули человечность, понимание и сопереживание. Чёрт подери, простые нормы вычеркнули из жизни, стали ничем не лучше этих несчастных мёртвых людей. Равнодушные… Ваня вот тоже там лежит… Ваня… Ведь у него, наверное, больше никого не осталось