Обитель Серебряных Волн - Владимир Сергеевич Василенко

Реликварий представлял собой довольно обширное цилиндрическое помещение, вдоль стены которого поднималась спиралевидная галерея. В стене темнели многочисленные ниши, в которых располагались полки, шкафы, какие-то скульптуры. Пустых мест почти не было, разве что часть ниш была освещена хуже остальных. Похоже, что мастеру Вэю было нелегко ухаживать за таким здоровенным хранилищем. Здесь было пыльно, часть светильников пришла в негодность. Да и в целом это место производило довольно гнетущее впечатление. Полумрак, сырость, тишина, запустение. Только лохмотьев паутины не хватает, да и то только потому, что пауки тут не водятся.

Подниматься мы не спешили — расположились прямо на дне этого стакана, украшенном затейливой мозаикой из кусочков разноцветного отполированного камня. Мозаика изображала типичный для Обители сюжет, связанный со стихией Воды — завихряющиеся морские волны, ксилайские корабли с парусами непривычной формы, подводные чудовища.

Мастер Вэй сидел в самом центре этого зала, мы расположились перед ним, рассевшись полукольцом — я напротив, Шудэрей слева от меня, Тайфэнь — справа. Если бы не, мягко говоря, необычные обстоятельства, это походило бы на обычную аудиенцию у мастера. Но сейчас всё было по-другому. Цзян Вэй уже не походил на мудрого сенсея, перед авторитетом которого все невольно склоняли головы. Наоборот, он был скорее похож на пойманного преступника, представшего перед допросом. Впрочем, даже формально он уже не был главой Обители — с момента, как начались испытания в Морском Лабиринте. До финиша добрались трое из нас, и кто-то один должен занять эту должность. Но это уже следующий вопрос. Сейчас нам не терпелось узнать, что, собственно, происходит.

Старик не торопился с ответом. И дело было не только в том, что он здорово ослаб от ран. За то время, что он прятался в хранилище, он остановил кровь, и угроза для жизни, кажется, отступила. Рассказ дался ему тяжело по иной причине. Похоже, ему было настолько стыдно, что каждое слово причиняло почти физическую боль.

— Его звали Рэнхао Вэй. Он… мой старший брат. Мы вместе росли здесь, на островах. Вместе поступили на обучение в Обитель… И вместе участвовали в Великих Испытаниях. Хотя, говоря откровенно, у меня было мало шансов обойти его.

— И что же случилось?

— Те Испытания… Они оказались самыми кровопролитными за много лет. До Зала Тысячи Зеркал дошли только мы с Рэнхао. И… здесь всё и решилось. Я вышел из Лабиринта и стал новым главой Обители. И с тех пор запретил Испытания. Потому что они обходятся слишком дорого.

— Но как же так вышло, что ваш брат остался в Лабиринте? — спросил я. — Вы не знали, что он жив?

— Я… догадывался, — после большой паузы неохотно признался Вэй. — А спустя какое-то время понял, что в этом уже нет сомнений.

Что ж, я с самого начала подозревал, что тот доходяга, превратившийся в живую мумию, находится в Лабиринте ещё со времен молодых лет Цзяна Вэя. Но, конечно, я не мог предположить, что мастер Обители держал его там осознанно!

— Мы с Рэном никогда не ладили, — вздохнув, продолжил старик. — С одной стороны, мы были всегда вместе — наши родители рано умерли, и у нас не было других родственников. Мы могли держаться только друг за друга. Однако мы всегда соперничали. Рэн был очень талантлив, и быстро поднялся до Первого круга. Я же всю жизнь пытался догнать его…

— И как же вы сумели обойти его в Испытаниях?

Он подавил вздох и ответил, глядя не на нас, а куда-то мимо, в одному ему известную точку:

— Мы почти всё время шли вместе. И это дало нам преимущество, потому что остальные были каждый за себя. Мы дошли до самого конца, но потом… Зал Тысячи Зеркал — испытание концентрации и самообладания. Водные зеркала порождают множество иллюзий, и нужно отделять истинное от ложного…

Так вот как это должно было работать! Но вслух я ничего не стал говорить. Перебивать старика не стоило — он и так после каждой фразы делал изрядную паузу, будто набираясь сил.

— И в какой-то момент я увидел выход — совсем рядом, осталось сделать последний рывок. А Рэн замешкался, сбитый с толку водными призраками. И… я воспользовался этим. Чтобы ударить. Ударить, что было сил, вложив в Техники все запасы Ци. Он упал в воду со сломанным позвоночником, а я бросился к выходу.

Повисла долгая пауза. Шудэрей и Тайфэнь потрясённо молчали. И их можно было понять. Тот, кого они привыкли считать образцом для подражания, воплощением мудрости и традиций Обители, только что выпустил из шкафа здоровенного скелета. Да что там — целую мумию.

— И с тех самых пор вы не открывали двери в Лабиринт? — уточнил я. — Но как вы поняли, что ваш брат выжил?

— Я с самого начала понимал, что мой удар, возможно, был не смертелен. Всё же бакхо превосходят простых смертных. Но я рассчитывал, что остальную работу за меня сделает сам Лабиринт. Там невозможно выживать долгое время. Тем более тяжело раненому.

Ксилаи продолжали молчать, но после этих слов даже Шудэрей прикрыл глаза, пытаясь не выдать эмоций. Тайфэнь же сопел так громко, что всем было слышно.

— Однако прошло несколько лет, и я начал получать некоторые… сигналы. Которые постепенно становились всё более явными. Вся эта напасть с Чёрной зыбью… Нашествие югай-ши… Отравление источников пресной воды… Я догадывался, что это дело рук Рэна.

— То есть мало того, что этот старик выжил в пустом Лабиринте, — не выдержал Шудэрей. — Он ещё управлял Чёрной Зыбью на расстоянии десятков кертов вокруг? Но как⁈

— Он с самого начала был талантлив в необычных Техниках, связанных с верхними центрами силы. Мог приманивать морских существ и управлять ими. Мог одурманить противника прямо в бою. Подавить его волю. Это тёмная, недобрая сила. Нельзя было допустить, чтобы такой ксилай стал во главе Обители!

Я едва удержался от саркастического замечания. Ну да, конечно! Ты предал собственного брата и обрёк его на ужасную медленную смерть в подводных катакомбах только из заботы о судьбе Обители.

— Кроме того… — мастер Вэй впервые за всё время разговора взглянул мне прямо в глаза. — Теперь я догадываюсь, что придало ему сил. Тот странный артефакт, что оставил мне на хранение один таинственный скиталец. Хрустальное