Фантастика 2025-159 - Алексей Небоходов

И затем он сделал то, чего никто не ожидал. Одним движением стянул с Веры трусики и, расстегнув брюки, вошёл в неё прямо там на столе.

– Ах! – Вера вскрикнула, вцепившись в его плечи.

Калугина стояла, не в состоянии двигаться. Её гнев растаял, сменившись чем-то другим. Она смотрела, как Новосельцев – её робкий подчинённый – страстно имел Веру на её рабочем столе, и чувствовала распространение тепла.

Вера стонала, выгибаясь навстречу его движениям. Её ноги обвивали его талию, ногти впивались в спину через тонкую ткань рубашки. Тюрин двигался как человек, который слишком долго сдерживал свои желания.

– Людмила… Прокофьевна… – выдохнула Вера между стонами, глядя прямо на неё. – Присоединяйтесь…

Калугина сглотнула. Приглашение было таким неожиданным, таким… соблазнительным. Она сделала шаг вперёд, потом ещё один.

– Я… я не могу… – но её руки уже расстёгивали пуговицы блузки.

Тюрин обернулся, не прекращая движений, и протянул ей руку:

– Людмила Прокофьевна… пожалуйста…

И она сдалась. Подошла к ним, позволила Тюрину притянуть себя в их объятия. Его губы нашли её губы, пока Вера целовала её шею. Три тела переплелись в страстном танце на хлипком столе.

Именно в этот момент дверь снова открылась. Самохвалов вошёл с самодовольной улыбкой, готовый увидеть последствия своей интриги. Но то, что предстало его глазам, заставило челюсть отвиснуть до самого пола.

– Что за… – он не смог закончить.

Троица на столе даже не обернулась. Вера, заметив его, томно улыбнулась:

– Самохвалов… не стойте там… присоединяйтесь…

Михаил-Самохвалов застыл. Камера ловила его лицо – парад эмоций от шока через возбуждение к решимости. Он медленно начал расстёгивать рубашку.

– Ну… раз такое дело…

Он приблизился к группе, и скоро четыре тела слились в абсурдном, комичном, но странно красивом переплетении. Стол скрипел под их весом, документы летали как конфетти, а Владимир Фёдорович, всё ещё подглядывавший из-за ящиков, едва не упал от изумления.

Камера кружила вокруг них, захватывая моменты страсти во всём её великолепии – чью-то ногу в воздухе, разметавшиеся волосы, сплетённые руки, разбросанную одежду. Сцена была одновременно эротичной и уморительно смешной квинтэссенцией всего фильма.

– И… стоп! – крикнул Михаил-режиссёр. – Снято! Это было… это было…

Он не мог подобрать слов. Актёры медленно распутывались, помогая друг другу слезть со стола. Все были взъерошенными и смущёнными.

– Кажется, – сказал Сергей, опуская камеру, – мы только что сняли самую безумную сцену в истории советского кино.

– Подпольного кино, – поправил Алексей. – За такое в официальном нас бы…

– Наградили! – закончила Катя, и все рассмеялись.

Даже обычно застенчивый Тюрин смеялся вместе со всеми:

– Знаете, а мне понравилось быть Новосельцевым. Особенно в конце.

– Ещё бы! – фыркнула Ольга, поправляя блузку. – Четыре человека на одном столе – это вам не статистические отчёты!

Владимир Фёдорович наконец вышел из укрытия, аплодируя:

– Товарищи! Это было… я не знаю, что это было, но я хочу копию! Для личного архива! То есть… для изучения!

Все снова рассмеялись. Михаил посмотрел на свою команду – усталую, счастливую, гордую проделанной работой.

– Друзья, – торжественно произнёс он, – мы сделали это. Мы сняли фильм, который войдёт в историю. Может, не в официальную, но уж точно в народную!

– За «Служебный разврат»! – поднял воображаемый бокал Сергей.

– За нашу версию! – поддержали остальные.

Так в овощном ангаре, среди ящиков с картошкой и капустой, родилась новая легенда – фильм, которому предстояло стать культовым в узких кругах любителей подпольного кино. Абсурдный, смешной, эротичный – и абсолютно незабываемый.

Много лет спустя, когда участников съёмок спрашивали о том дне, они неизменно улыбались и отвечали: «Это было время, когда мы делали невозможное. И у нас получилось».

Глава 4. Страсть под куполом

Весна восемьдесят первого года нежданно накрыла Москву ласковым теплом и щедрым солнцем. Горожане, ещё недавно прятавшиеся от февральских морозов, теперь в недоумении косились на цветущие деревья, словно не до конца доверяя этому очередному подарку природы и подозревая в нём провокацию капиталистических держав. На проспекте Мира в квартире Михаила солнце смело врывалось через окна, отражаясь от ваз и хрусталя, приобретённого за восемь месяцев финансового триумфа.

Да, эти восемь месяцев прошли так бурно, что Михаил и его друзья чувствовали себя не просто удачливыми людьми, а чуть ли не советскими олигархами. Деньги текли рекой, которую не остановили бы даже партийные постановления и усиленные меры органов по борьбе с «нетрудовыми доходами». Подпольные просмотры фильмов, в которых любовь трактовалась весьма смело и реалистично, оказались столь успешными, что Михаил уже всерьёз подумывал над расширением бизнеса до невиданных ранее высот и горизонтов.

И вот однажды, в очередной выходной друзья собрались у Михаила, чтобы отметить успех последнего показа. Алексей со свойственной ему обстоятельностью рассказывал анекдоты про замминистра, который во время просмотра расплакался и признался, что «это самое лучшее, что видел с момента съезда партии». Сергей, смакуя каждое слово, делился техническими деталями монтажа, а Катя с Машей и Дуняшей в соседней комнате хихикали, обсуждая мужские достоинства постоянных артистов. Атмосфера была праздничной, непринуждённой и комичной – как всегда, когда собрание подпольщиков превращалось в неформальный товарищеский ужин.

– Миша, милый, сходи за продуктами, – попросила Ольга, появляясь из кухни и бросая умоляющий взгляд на Михаила, явно не собираясь мириться с нехваткой икры и солёных огурчиков.

– Ладно уж, пошли, – согласился Михаил, обняв её за плечи и с улыбкой подмигнув остальным. – Без нас тут сильно не шалите, в партийные игры без меня не играйте!

Однако друзья и не думали скучать в отсутствие хозяина. Когда Михаил с Ольгой вернулись с тяжёлыми сумками, наполненными самой разной снедью. Картина, представшая их глазам, была так неожиданна, что Ольга едва удержала банку с маринованными помидорами.

На диване из импортной комиссионки Алексей, Катя, Маша и Дуняша занимались любовью, словно исполняли симфонию, где каждый играл на пределе чувственности. Их тела переплетались, скользили, искали друг друга – не в суете, а в ритме, который задавался дыханием и шёпотом.

Алексей, прижав Катю к спинке дивана, чувствовал, как она выгибается навстречу каждому его движению, как её пальцы сжимаются на его плечах с нарастающей страстью. Девушка стонала негромко, сдержанно, как актриса, играющая роль женщины, чья скованность вот-вот сломается. В это время Маша и Дуняша, лежа рядом, не отрывались друг от друга – их поцелуи были ленивыми, глубокими, затяжными, как будто время в этой комнате текло иначе. Маша, сидя верхом на Дуняше, водила ладонями по её телу с такой нежностью, словно запоминала каждый миллиметр