Фантастика 2025-159 - Алексей Небоходов

Михаил смотрел на команду с гордостью режиссёра, чей замысел начинает воплощаться. В ангаре, пропахшем овощами, рождалось кино, которому предстояло стать легендой советского андеграунда.

В дальнем углу ангара обустраивали «квартиру Калугиной». Из старого дивана, пары продавленных кресел и занавесок из мешковины получилось неожиданно уютное пространство. Катя расставляла на импровизированном столике бутылки и бокалы, бормоча:

– Советская романтика – это не шампанское и устрицы. Это портвейн и солёные огурцы!

Сергей устанавливал мягкий свет, создающий интимную атмосферу:

– Михаил, гляди: если поставить лампу вот так, через марлю, будет эффект свечей. Почти Висконти, только вместо палаццо – овощебаза.

Актёры готовились. Тюрин нервно поправлял галстук, репетируя неловкость Новосельцева. Ольга переоделась в домашнее платье – простое, но подчёркивающее фигуру.

– Помните, – инструктировал Михаил, – это кульминация их романа. Новосельцев пришёл с визитом, Калугина расслаблена дома. Вино, случайность, страсть. Классика жанра!

– Классика с элементами фарса, – вставил Алексей. – Вино-то у нас компот из столовой, слегка подкрашенный свёклой.

– Мотор! – скомандовал Михаил.

Сцена началась. Новосельцев стоял у «двери», держа в руках жалкий букетик искусственных цветов – единственное, что удалось найти на базе.

– Проходите, Новосельцев, – Ольга открыла «дверь» с улыбкой хозяйки, не ожидавшей гостей. – Какая неожиданность.

– Я… я ненадолго, – забормотал он, протягивая цветы. – Вот, это вам. Из оранжереи овощебазы… то есть я хотел сказать…

– Спасибо, – Ольга деликатно приняла пластиковые ромашки. – Очень мило. Проходите в комнату.

Они сели за столик. Ольга разливала «вино», и её движения были грациозными, но чувствовалось напряжение. Тюрин сидел на краешке стула, как школьник в кабинете директора.

– За что выпьем? – спросила она, поднимая бокал.

– За… за статистику? – неуверенно предложил он.

Ольга искренне рассмеялась:

– Новосельцев, хватит. Мы не на работе. Выпьем просто за вечер. За то, что вы пришли.

Они чокнулись. Тюрин залпом выпил бокал и закашлялся – «вино» оказалось слишком сладким.

– Крепкое? – участливо спросила Ольга.

– Нет, что вы… отличное вино… прямо чувствуется виноград… – он попытался поставить бокал на стол и промахнулся.

Бокал качнулся, «вино» выплеснулось прямо на светлое платье Ольги, растекаясь тёмно-красным пятном.

– Ой! – одновременно вскрикнули оба.

– Простите! Я сейчас! – Тюрин вскочил, схватил салфетку и неловко принялся промокать пятно на её груди.

– Новосельцев! – Ольга мягко остановила его руку. – Так вы только размажете.

– Соль! – вдруг воскликнул он. – Нужно засыпать солью! У вас есть соль?

– Есть, но… платье уже не спасти. Свекольный сок въедливый.

Повисла пауза. Тюрин покраснел, осознав двусмысленность:

– Может… может, вам лучше снять платье? Чтобы постирать… пока пятно свежее…

Ольга посмотрела на него долгим взглядом. В её глазах мелькнуло что-то: вызов, решимость и, возможно, даже желание.

– Пожалуй, вы правы, – тихо сказала она и встала.

Медленно, не сводя с него глаз, она расстегнула молнию на спине. Платье соскользнуло вниз, обнажая её фигуру в лифчике и трусиках, которые на её теле выглядели неожиданно соблазнительно.

Тюрин замер, забыв дышать. Свет лампы создавал мягкие тени на её коже, подчёркивая изгибы.

– Новосельцев, – голос её стал низким, грудным. – Вы так смотрите, будто впервые видите женщину.

– Я… я впервые вижу вас, – выдохнул он.

И вдруг вся неловкость Новосельцева исчезла. Он встал, в два шага преодолел расстояние между ними и обнял её – резко, страстно, как человек, который больше не может сдерживаться.

– Новосельцев! – ахнула Ольга, но не оттолкнула.

Его руки скользили по её спине, губы нашли её шею. Ольга откинула голову, позволяя ему целовать изгиб между шеей и плечом. Её пальцы запутались в его волосах.

– Я больше не могу, – бормотал он между поцелуями. – Людмила Прокофьевна… вы сводите меня с ума… эти ваши отчёты… графики… а я думаю только о…

– О чём? – выдохнула она, прижимаясь к нему ближе.

Вместо ответа он подхватил её на руки – неуклюже, едва не уронив, но с такой страстью, что неловкость только добавила сцене подлинности. Они рухнули на диван, сплетаясь в объятиях.

Тюрин с неожиданной решительностью потянулся к застёжке её лифчика. Пальцы дрожали, но он справился с крючками быстрее, чем ожидал. Лифчик соскользнул, обнажив её грудь в мягком свете лампы. Ольга вздрогнула от прикосновения прохладного воздуха к коже, но не отстранилась.

– Новосельцев… – прошептала она, но голос её звучал скорее поощрительно, чем укоризненно.

Его руки опустились к резинке трусиков, и он медленно стянул их вниз по ноге. Вдруг его собственная одежда стала казаться невыносимо тесной и лишней. Дрожащими пальцами он потянулся к поясу, металлическая пряжка звякнула в тишине ангара. Ремень расстегнулся с резким щелчком, и брюки сползли до колен, обнажив его возбуждение.

– Боже мой, – выдохнула Ольга, глядя на него со смесью изумления и желания. – Новосельцев, вы…

– Людмила Прокофьевна, – прервал он её, голос хриплый от напряжения, – я не могу больше притворяться.

– Я тоже не могу, – выдохнула она и притянула его к себе.

Тюрин резко вошёл в неё, и Ольга вскрикнула от неожиданности и остроты ощущений. Диван заскрипел под их весом, как если бы старые пружины протестовали против такой бурной активности.

– Тише, – прошептала она, прижимая палец к его губам. – Нас услышат…

Но Тюрин уже не мог остановиться. Месяцы подавленного желания вырвались наружу с мощью потока воды из-за рухнувшей плотины.

Его движения, полные отчаяния, не были отточены искусством соблазнения. Эти движения обрушивались на неё, как буря, неуклюжие, но овеянные безудержной страстью. Они были подобны порывам ветра, что беспокойно теребили листву осеннего дерева – резкие, нервные, вслепую искали отклик её тела. Владея этой незамысловатостью и первобытностью в его касаниях, он словно бы предавался интуитивному танцу природы, где скромность уступала место дикому восторгу.

Ольга откликалась на эти импульсы с витиеватой грацией дирижёра – её движения были точны и одновременно едва уловимы в своей импульсивности. Она отвечала на его рваный ритм, синхронизируя своё дыхание с его хаотичными порывами. На моменты ослабляя контроль над своим телом, она позволяла себе быть увлечённой в вихре его стремлений. Их тела сплетались в неукротимой гармонии: где-то между ними возникало общее дыхание желания и ожидания.

В комнате царила неподдельная простота – атмосфера, наэлектризованная их взаимодействием. Ольга издавала приглушенные стоны при каждом его движении – эти звуки будто являлись эхо её внутреннего мира, брошенного на волю случая. Их взаимное путешествие казалось бесконечным и вознестись могло только ввысь – выше обыденности этого мира.

Тюрин же продолжал погружаться всё глубже в забытье своей страсти, позволяя себе отпустить страхи и сомнения. Он целовал её плечи с трепетом человека, который впервые познал здоровье единения двух душ. Его губы запечатлевали краткие истории на её