Врач из будущего - Андрей Корнеев

Реакция гостей была предсказуемой и восхитительной. Леша, войдя в прихожую, замер как вкопанный и несколько минут просто включал и выключал свет, наблюдая за работой матового плафона на потолке.

— Это так по-новому, — прошептал он, и в его голосе была настоящая, детская вера в чудо.

— Ты еще пылесос с выводом пыли в подвал не видел! Вот техника! — с улыбкой, ответил Иван.

Сашка и Варя сразу же нашли патефон. Варя, осторожно проведя пальцем по темному, глянцевому диску, попросила что-нибудь поставить. Иван запустил пластинку с записью Утесова. Зазвучал бодрый, жизнеутверждающий джаз, и Сашка, подхватив Вару, начал лихо отплясывать прямо посреди гостиной, вызывая хохот и аплодисменты.

Миша же с чисто научным интересом устроился на кухне, разбирая и собирая кофеварку, пытаясь понять принцип ее работы.

— Интересная конструкция, — бормотал он, — шестерни стальные, закаленные. А тут пружина для отдачи… Гениально и просто. Ты не перестаешь удивлять, Лёв.

Иван, как хозяин, взял на себя роль повара. На свою зарплату в 800 рублей — баснословные по тем временам деньги — он закупил продуктов и приготовил несколько простых, но «новых» для эпохи блюд. Салат из свежих овощей с сухариками из черного хлеба, который он с гордостью назвал «Цезарем», картофель, запеченный со сливками и сыром, и шоколадный мусс, от которого у Леши, кажется, наступила легкая эйфория. Запеченная курица — огромная тушка маринованная с чесноком и травами в топленом масле — с гарниром из картофеля «аля по-деревенски», с хрустящей корочкой. Это были самые настоящие деликатесы. То, чего Ивану периодически не хватало.

За столом царила теплая, душевная атмосфера. Анна Борисова с материнской нежностью смотрела на молодых, а Борис Борисович, отпивая домашнюю настойку, прозрачно намекал:

— Квартира большая. Шумная. Внуков нам надо, Лёва. Шесть комнат — это вам не две. Шесть!

Все засмеялись. Иван перевел взгляд на Катю. Она покраснела, но улыбнулась ему в ответ. В этот момент он чувствовал себя не просто мужем и ученым. Он чувствовал себя главой новой, сложившейся вокруг него социальной ячейки. Его команда, его друзья, его семья — все были здесь, в этих стенах, которые стали их общим домом.

Идиллию нарушил сухой, казенный конверт, доставленный курьером прямо в лабораторию. Вызов. В «Большой дом» — управление НКВД по Ленобласти.

На следующий день Иван поднимался по широким, выложенным гранитом ступеням здания. Внутри пахло табаком и влажным сукном. Его провели в кабинет к невысокому, полному мужчине в форме. Лицо у сотрудника было непроницаемым, усталым.

— Борисов Лев Борисович, — он отложил в сторону папку с личным делом Ивана. — Ваша работа на благо обороноспособности страны получила высокую оценку.

Иван молча кивнул, чувствуя, как по спине бегут мурашки. Любой визит сюда, даже «положительный», был сопряжен с леденящим душу холодком.

— В связи с этим, и учитывая характер ваших исследований, — сотрудник достал другой документ, — вам присваивается военно-учетное звание старший лейтенант государственной безопасности.

У Ивана похолодели пальцы. Старший лейтенант госбезопасности. Слова прозвучали как приговор. Не наказания, а пожизненного включения в систему. Это было не просто звание, он теперь КРАСКОМ. В иерархии НКВД оно котировалось на ступень или две выше РККА. Это был пропуск в закрытые распределители, право на ношение оружия, но, что важнее, — очередная, высшая степень доверия и вовлеченности в систему.

— Вам зачитывается ряд обязательств, — сухим, монотонным голосом продолжил сотрудник. — Запрет на переписку с заграничными корреспондентами. Обязанность сообщать о любых контактах с иностранными гражданами. Неразглашение характера вашей работы, выходящее за рамки официально утвержденных данных. — Он протянул Ивану несколько листов. — Подпишите.

Иван подписал, не читая. Он понимал, что спорить или выяснять тут бесполезно.

Ему вручили военный билет с новой, пугающей своей значимостью записью. Он вышел из «Большого дома» на площадь. Сентябрьское солнце слепило глаза. Он сунул руки в карманы пальто, сжимая в кулаке корочку военного билета. Он был теперь не просто ученым. Он был старлеем госбезопасности. Система не просто приняла его в свои объятия. Она надела на него свою форму. Это было новое чувство — пьянящее и теплое.

Он не сказал об этом Кате. Не сказал родителям. Некоторые знания были слишком опасны для самых близких. Он просто стал носить этот билет с собой, как талисман. Хотя Иван и полагал, что отец определенно узнает о новом «достижении» сына.

Апофеозом осени стала церемония в Смольном. Торжественный зал, красные знамена, портреты вождей. Иван в новом костюме и Катя в элегантном темном платье сидели в первом ряду рядом с Зинаидой Ермольевой.

— За выдающиеся заслуги в области отечественной медицины, за разработку и внедрение первого советского антибиотика «Крустозин», — гремел голос председателя комиссии, — Ленинская премия присуждается… Ермольевой Зинаиде Виссарионовне и Борисову Льву Борисовичу!

Гром аплодисментов. Вспышки фотокамер. Иван поднимался на сцену, чувствуя на себе сотни взглядов. Он пожимал руки, принимал из рук высокого партийного функционера тяжелый, с золотым тиснением диплом и конверт. Пять тысяч рублей. На двоих. Безумные деньги.

Его взгляд скользнул по залу. И он увидел их. В дальнем углу, почти в тени, стояли военврач 1 ранга Соколов и важняк Громов. Они не аплодировали. Они просто смотрели. Их присутствие было красноречивее любых речей и поздравлений. Государство не просто хвалило своих талантливых детей. Оно бдительно следило за своими стратегическими инвестициями. Но теперь это не пугало Ивана, наоборот, придавало уверенность.

После церемонии, уже в их новой, сияющей чистотой лаборатории на Моховой, Иван и Ермольева устроили импровизированный совет.

— Итак, подобьем итоги, Зинаида Виссарионовна? — спросил Иван, ставя на стол символический бокал с казенным соком, заменявшим шампанское.

— «Крустозин», — отчеканила Ермольева. — Стабильное лабораторное производство. Испытания на ста пятидесяти пациентах с сепсисом и тяжелыми раневыми инфекциями — эффективность восемьдесят семь процентов. План — создание опытного производства мощностью на тысячи доз в месяц.

— Шприцы, — доложил Сашка, появившийся в дверях. — «Красногвардеец» выдал первую партию в сто тысяч штук. Я уже курирую распределение по больницам Ленинграда, Москвы, Киева и других крупных городов.

— Капельницы, — добавил Иван. — Войсковые испытания завершены. РККА заказала первую партию для полевых госпиталей.

Он помолчал, глядя на карту СССР, висевшую на стене.

— Теперь — задел на будущее, Зинаида Виссарионовна. «Крустозин» — это пенициллин. Но есть туберкулез. Для него нужен стрептомицин. Нужны другие антибиотики. И… — он посмотрел на нее, — антикоагулянты. Для консервации донорской крови. Без этого все