Врач из будущего - Андрей Корнеев

Он подошел к огромному окну в гостиной. Внизу медленно катила свои темные воды Карповка. За ней — силуэты соборов и колоколен, увенчанные не крестами, а красными звездами. Он был здесь. На самом верху. В «золотом миллионе» Страны Советов.

Они стали исследовать квартиру, как первооткрыватели. На кухне, рядом с огромной кухонной плитой, стояла новенькая, блестящая эмалированная раковина с холодной и горячей водой. В ванной комнате — не только ванна сама по себе, но и тот самый фен, редчайшая роскошь, о которой Катя могла только мечтать. Иван с комическим благоговением взял в руки тяжелый, неудобный агрегат.

— Смотри, — сказал он, — аппарат для сушки волос. Тебе больше не придется ходить с мокрой головой часами.

Но главным сокровищем оказалась не техника, а маленькая, застекленная лоджия, выходившая прямо на воду. Они вышли на нее, и ветер с Карповки трепал их волосы.

— Наш собственный балкон, — сказала Катя, обнимая его за талию и прижимаясь головой к плечу. — Как в каком-нибудь романе.

На площадке они столкнулись с соседом. Пожилой, сухощавый мужчина в идеально сидящем костюме-тройке и с портфелем из дорогой кожи. Он кивнул им с вежливой, но отстраненной улыбкой.

— Новоселы? — спросил он, и его голос звучал тихо, но весомо, как будто каждое слово было взвешено на весах.

— Да, — ответил Иван. — Борисовы.

— Ага, — мужчина кивнул еще раз, оценивающе окинув их взглядом. — Рад знакомству. Желаю удачного обустройства. — И вышел, оставив за собой шлейф дорогого табака и незримого авторитета.

— Кто это был? — шепотом спросила Катя, когда дверь лифта закрылась.

— Не знаю, — так же тихо ответил Иван. — Но пахнет большими чинами. Очень большими.

Он понял, что этот дом — не просто здание. Это социальный лифт, который вознес их на самый верх. И теперь предстояло научиться здесь жить, не споткнувшись о собственный неожиданный статус.

Прошла неделя. Лаборатория потихоньку оживала, обрастая оборудованием, а квартира — вещами. Но в ней, несмотря на всю свою роскошь, не хватало каких-то мелочей. Того, к чему Иван привык в своем прошлом веке и о чем даже не задумывался, пока это было под рукой.

Однажды утром, пока Катя наводила порядок в спальне, он сидел на кухне за завтраком. Хлеб был черствым. Кофе, сваренный в жестяной турке, горчил. Его потянуло на странное. Ему дико захотелось тоста. Простого, хрустящего тоста с маслом. И хорошего, крепкого эспрессо.

Словно одержимый, он нашел в письменном столе блокнот и карандаш. Он не был инженером, но общие принципы были просты. Спираль накаливания, изолированная слюдой, между двумя металлическими пластинами. Джезва с герметичным клапаном для создания давления. Даже примитивная сендвичница — две чугунные плиты на шарнирах, которые можно разогревать на плите.

Он набросал несколько корявых эскизов. Это были не чертежи, а скорее идеи, воплощенные в линиях. В лаборатории он отловил Сашку, который как раз отчитывался о ходе работ по капельнице на «Красногвардейце».

— Сань, смотри, — Иван сунул ему в руки испещренный каракулями листок. — Есть на «Красногвардейце» умельцы, не официально? Кто в одной руке может сделать приборчики такие?

Сашка удивленно уставился на эскизы.

— Лёва, это что еще за приборы? Для опытов новых?

— Нет, — усмехнулся Иван. — Для завтрака. Скажи, что я заплачу. Из своих. В одну руку. Чтобы никто не знал. А тебе позже расскажу что это и зачем.

Сашка, всегда готовый к любым авантюрам, тут же проникся. Через неделю он появился на пороге их квартиры с загадочным свертком. Развернув его, Иван увидел три странных, кустарного вида, но вполне узнаваемых устройства.

Тостер, собранный из жести и слюды, угрожающе зашипел и выпустил струйку едкого дыма. Катя ахнула, но через мгновение устройство с глухим щелчком выплюнуло два идеально золотистых, дымящихся ломтика. Незнакомый, пьянящий аромат поджаренного хлеба заполнил кухню… Сэндвичница, тяжеленная, как гиря, после нескольких минут на плите выдавила из хлеба с сыром ароматный пар и оставила на нем аппетитные поджаристые корочки. А джезва, хоть и не дала нужного давления для настоящего эспрессо, но сварила кофе куда крепче и ароматнее, чем старая турка. Для кого-то, нет вкуснее кофе из турки, но спорить о вкусах не принято.

В то утро они с Катей завтракали, как короли. Тосты с настоящим сливочным маслом и красной икрой, которую Иван купил. Горячие, плавящие сыр сэндвичи. Крепкий, почти что «правильный» кофе.

— Как ты придумал эти приборы? — спросила Катя, с наслаждением отламывая кусочек хрустящего тоста. — Такие вещи в голову сами собой не придут. Это… будто с другой планеты.

Иван посмотрел на нее. Ее глаза были полны не подозрения, а восхищения и легкого недоумения. Он взял ее руку.

— С другого времени, Катя. Просто с другого времени. — Он помолчал, выбирая слова. — И чтобы это время… наше с тобой время… стало хоть чуточку лучше, удобнее.

Она улыбнулась, и в ее улыбке была бездна нежности и понимания.

— Оно уже стало лучше, Лев. С тех пор, как ты в нем появился.

Он обнял ее, и они сидели так молча, за своим футуристическим завтраком в старинной квартире, глядя на солнце, играющее в водах Карповки. Катя положила голову ему на плечо.

— Знаешь, — тихо сказала она, — иногда я думаю… о детях. Наши дети, они будут расти здесь. В такой красоте. В мире, который ты помогаешь делать безопаснее и лучше.

Иван почувствовал, как что-то сжалось у него внутри. Мысль о детях была одновременно пугающей и волнующей. Он поцеловал ее в макушку.

— Я знаю, Катя. И я тоже об этом думаю. Но… давай немного подождем. Сейчас… сейчас мне нужна ты. Не только как жена, а как мой главный соратник, мой клинический руководитель. Ты держишь половину нашей лаборатории. Нам нужно успеть построить наш «щит». Для страны. И для них, для наших будущих детей. Обещаю, как только мы запустим комбинат… Поговорим об этом серьезно.

Она не стала спорить, лишь кивнула, прижимаясь к нему еще крепче. Она понимала. Ее гений-муж нес на своих плечах груз, который она не могла до конца постичь, но который безоговорочно принимала.

Через пару недель, когда основная мебель была расставлена и жизнь более-менее вошла в колею, они устроили новоселье. Собрались самые близкие: родители, Сашка с сияющей Варей, Миша, вечно погруженный в свои мысли, и Леша, смущенно