Одержимый - Ли Бардуго

– Привет, – проговорила Мишель. – Как ты держишься?

Что ж, это лучше, чем «я тебе говорила».

– Пока не знаю. Ты приехала на встречу с Уолш-Уайтли?

На краткий миг Мишель замешкалась с ответом.

– Я выполняла поручение Батлера, – наконец проговорила она.

– Здесь?

Алекс отметила темную юбку, серый свитер с высоким горлом, замшевые сапоги и сумку в тон. Что ж, наряд Мишель и впрямь подходил для рабочей встречи. Вот только в библиотеке Батлера она работала в отделе подарков и приобретений, и поручение привело бы ее в Бейнеке или Стерлинг, а не на кафедру английского языка.

– Здесь было проще всего встретиться.

Пусть Алекс не чувствовала правду, как Тернер, и не ощущала присущего ему покалывания в затылке, но все же знала – Мишель лжет. Что это – попытка пощадить чувства Алекс? Или стремление держать в тайне любые дела «Леты», поскольку Алекс отлучили от организации?

– Мишель, со мной все хорошо. Не стоит ходить вокруг меня на цыпочках.

– Ладно, раскусила, – улыбнулась Мишель. – Я здесь ни с кем не встречалась. Просто была в Нью-Хейвене и решила узнать, как у тебя дела.

«Мы сами должны за собой приглядывать», – сказала Мишель, когда предупреждала Алекс не использовать Проход. И все же…

– Все эти поездки туда-сюда, наверное, выматывают. Как прошел ужин с родителями парня?

– О, прекрасно, – отозвалась Мишель с легким смешком. – Мы и прежде виделись. Отличные люди, пока не заводишь разговор о политике.

Алекс прикинула варианты. Как же быть? Нервировать Мишель не хотелось, но и лжи с нее уже хватило.

– Я знаю, что тем вечером ты не вернулась в город, – прямо заявила она.

– О чем ты говоришь?

– Ты сказала, что возвращаешься в Нью-Йорк. Торопилась, чтобы успеть на поезд. Но ты уехала только на следующее утро.

Мишель залилась румянцем.

– А тебе какая разница?

– В кампусе случились два убийства. Поневоле начнешь во всем сомневаться.

Но Мишель уже совладала с собой.

– Вообще-то тебя это не касается, но я здесь кое с кем встречаюсь и стараюсь приезжать несколько раз в месяц. Мой парень не возражает, а если бы и возражал, я не заслуживаю допроса. Я о тебе беспокоилась.

Наверное, стоило извиниться и постараться вести себя дружелюбно, но Алекс слишком устала, чтобы играть в дипломата. Она держала в руках душу Дарлингтона, ощущая в ней вялую, дремотную мелодию виолончели и внезапный ликующий трепет взлетающих птиц. Если бы Мишель согласилась хоть немного рискнуть, они смогли бы лучше подготовиться и, возможно, добились бы успеха.

– И потому пришла сюда с улыбкой на губах, – заметила Алекс. – Но твоего беспокойства не хватило, чтобы помочь Дарлингтону.

– Я ведь уже объяснила…

– Тебя никто не заставлял спускаться с нами. Нам нужны были твои знания и опыт.

– Вы совершили спуск? – Мишель облизнула губы.

Стало быть, она не в курсе. Значит, Мишель не общалась с Ансельмом или вышестоящим руководством, не встречалась с Претором. Может, в самом деле просто беспокоилась об Алекс? Неужели Алекс настолько не привыкла к доброте, что любые проявления добрых чувств сразу вызывали сомнения? Или Мишель Аламеддин – заправская лгунья?

– Что ты здесь делаешь, Мишель? Зачем приезжала в Нью-Хейвен в ночь смерти декана Бикмана?

– Ты не детектив, – отрезала Мишель, – а всего лишь студентка. Ступай на занятия и держись подальше от моей личной жизни. Я и так потратила на тебя достаточно времени. – И, развернувшись, она исчезла в толпе.

Борясь с желанием последовать за Мишель, Алекс все же скользнула в аудиторию на лекцию по Шекспиру. Мерси заняла ей место. Опустившись на сиденье, Алекс достала телефон. Доуз отправилась к Триппу готовить.

«Мишель Аламеддин в кампусе. Похоже, лжет о причине приезда», – написала Алекс Тернеру.

«Что она сказала?» – почти тут же ответил Тернер.

«Что выполняет поручение библиотеки Батлера».

Ожидая сообщения, Алекс не сводила взгляда с экрана.

«Сомневаюсь. Она не работает в Батлере».

«С каких пор?»

«Никогда не работала».

Что? Почему Мишель лгала не только ей, но и «Лете», что работает в библиотеке Колумбийского университета? Зачем на самом деле приехала в кампус? Для чего отыскала Алекс? И еще – любопытный факт: Мишель и глазом не моргнула, когда Алекс упомянула о двух убийствах. Но ведь официально убийство в кампусе было лишь одно. Марджори Стивен – которую, кстати, Мишель знала – вроде как скончалась от естественных причин. Но для чего Мишель убивать профессоров? Алекс не могла даже предположить.

Ей никак не удавалось сосредоточиться на лекции, хотя профессор разбирал знакомый материал. По правде говоря, Алекс поддалась на уговоры Мерси и записалась на этот курс главным образом потому, что уже два семестра изучала пьесы Шекспира. Конечно, она прочла еще далеко не все, но, по крайней мере, не приходилось хитрить и выкручиваться на лекциях.

Может, во всем случившемся была и положительная сторона? Больше не придется мучиться на занятиях и наблюдать за дивами, глотающими птичье дерьмо ради славы нового альбома. Впрочем, Алекс с легкостью представляла, какой станет жизнь за пределами университетских стен, и ничуть не желала возвращаться в душный, знойный Лос-Анджелес, устраиваться на дерьмовую работу, где будут платить жалкие крохи, и уповать лишь на обрывки надежды, выходные, пиво и секс, чтобы месяц прошел более сносно. Ей не хотелось забывать Il Bastone, его бархатные диваны и дребезжащую стереосистему, библиотеку, у которой приходилось выпрашивать книги, и всегда полную кладовую. Алекс нравились поздние утра и перегретые аудитории, лекции о поэзии и слишком узкие деревянные парты. Она бы с радостью осталась здесь, слушая слова профессора, сравнивающего «Бурю» с «Доктором Фаустом» и прослеживающего линии влияния. «О, это ад, и я в нем нахожусь».

Под высоким потолком невесомо парили латунные люстры, окруженные панелями из темного дерева, в окне красовался витраж от Тиффани, неуместный в классной комнате. Сочетая в себе темно-синий и зеленый, пурпурный и золотой, он изображал группу ангелов, точнее миловидных девушек с крыльями в стеклянных нарядах, на нимбах которых имелись надписи «Наука», «Интуиция», «Гармония»; вокруг «Искусства» сгрудились «Форма», «Цвет» и «Воображение». Их лица выглядели странно, казались слишком реальными, словно вклеенные в витраж фотографии. Лишь одна фигура – «Ритм» – выбивалась из общей картины, она смотрела прямо, и Алекс всегда гадала, с чем это связано.

Витраж от Тиффани заказали в честь умершей женщины Мэри, и ее имя было написано на книге, которую держала в руках одна из коленопреклоненных девушек. Во времена «Черной пантеры» панели убрали, опасаясь возможных общественных беспорядков, но неудачно подписали коробки, и стекла так и пылились без дела, пока на