Чужие степи – Оффлайн - Клим Ветров

— Ну да… — протянул я. — Чопиком тут не отделаешься. Надёжно — только заварить. Но сварки… — Я махнул рукой. — Будем обходиться подручными средствами.

План созрел быстро: перевернуть, просушить. Пока сохнет — найти в сарае здоровенный кусок битума (остался от ремонта крыши бани), отколоть кусок, растопить на костре. Место протечки — зачистить до металла, обезжирить бензином, залить растопленным битумом. Сомнения, конечно, были: выдержит ли? Но крыши-то им латают! Значит, и тут сработает. А глядя на облезшее, рыжее от ржавчины дно, подумалось: а не залить ли его целиком? Сейчас начну его таскать, еще где-нибудь потечет. Работы прибавится не сильно, зато надежнее.

Выволок из сарая тяжеленную, как кусок скалы, глыбу битума. Отрубил топором солидный кусок — чуть не отбил себе ногу, такой он был твердый. Развел небольшой, но жаркий костерчик. Поставил на огонь емкость с битумом. Пока он медленно плавился, издавая резкий, смолистый запах, и превращался в черную, пузырящуюся жижу, я возился с баком. Перевернуть одному этот железный ящик, наполовину заполненный остатками воды и илом, оказалось адской работой. Спина заныла, руки замазались ржавой слизью. Просушил его на солнце, скребком отдраил место протечки до блеска (ну, почти), полил драгоценным бензином. Потом, с величайшей осторожностью, чтобы не обжечься и не пролить, залил в щель и вокруг нее густой, черной, дымящейся смолой. Она шипела, впитываясь в металл и застывая почти мгновенно. Залил щедро, с запасом. Потом, для верности, намазал битумом и все подозрительные места на дне толстым слоем. Получилось некрасиво, коряво, но, черт возьми, монументально!

Вроде, ничего сложного, но в реальности возня заняла почти три часа. Солнце уже пекло вовсю, рубашка прилипла к спине. И тут меня осенило: чтобы ржа не съела мой шедевр за месяц, надо покрасить. Нашел в сарае полбанки старой масляной краски красного цвета. Выкрасил дно и нижнюю часть стенок. Выглядеть стало… солиднее. И правда, меньше ржаветь будет. Удовлетворенно похлопал по нагретому солнцем металлу.

Собрался было двинуть до Андрея — проведать, как он там после контузии, но не тут-то было. Дочки, словно почуяв мою свободу, уже неслись с «трофеями»: два оцинкованных ведра с оторванными ручками, сломанная пополам лопата, и велосипед «Аист» со спущенными колесами и погнутым задним крылом. Так что следующие два часа я провел в сарае, в облаке пыли, под аккомпанемент стука молотка. Чинил ведра, «переобул» лопату, заклеил камеру велосипеда, выправлял крыло. К концу слегка умаялся, но чувство выполненного долга грело.

И как раз в этот момент, испачканный краской, битумом и обычной грязью, услышал шаги на крыльце — Аня вернулась.

— Привет, — встретил я её, забирая холщовую сумку, оттягивавшую плечо. — Ты, наверное, голодная? Я тут… — замялся, — делами был занят. Но могу быстро что-нибудь соорудить.

— Привет, — она сняла косынку, смахнула со лба влажные пряди. — Не особенно. Недавно чай пила. Ты давно встал? — Её взгляд скользнул по моей заляпанной одежде.

— Ага, — кивнул я с гордостью бывалого бойца. — Кучу всего переделал. Девчонки, похоже, решили весь свой сарайный аварийный запас на мне испытать. Ещё немного — и свихнусь. — Я указал на двор, где дочки с визгом пытались оседлать только что починенного «Аиста».

— Ну а как ты хотел? — слабая улыбка тронула её губы. — Почувствуй всю прелесть общения с дочерьми. Забыл уже, когда последний раз с ними время проводил. Ты бак-то починил? — переспросила она, будто не веря.

— И бак, и ведра, и велосипед, и лопату, — перечислил я с пафосом. — Задолбался в край. Хочу до Андрюхи сходить, отпустишь? Он же дома, наверное?

— Иди, конечно. Он уже на ногах, почти бегает, — Аня потянулась, держась за спину. — А я пока покушать приготовлю. Ты наверняка проголодался после такого трудового подвига, девчонки тоже голодные, да и сын скоро притащится.

— Отлично. Как там, кстати, наши… спасённые? — спросил я, глядя на скачущих по двору дочерей. В голове всплыли бледные, испуганные лица детей из каравана, их странные, молчаливые матери. — Отошли от шока? Говорить начали?

Лицо Ани сразу потемнело. Она отвела взгляд, начала перебирать что-то в сумке.

— Чего? — насторожился я. — Я что-то не то сказал?

— Да нет… — она махнула рукой, но голос звучал устало и раздраженно. — Всё то. Просто день сегодня тяжелый, устала… А женщины… они на карантине пока. В школьном спортзале. Сергей Алексеевич распорядился — недельку хотя бы поживут отдельно, привыкнут к месту, окрепнут… осмотрятся…

— Вы что, даже не осматривали их? Медицински? — удивился я.

— Нет, — ответила Аня резко. — Они всего боятся, дико нервничают, когда кто-то чужой приближается. Дети особенно. Решили — пусть отдохнут, успокоятся. Не будем же мы силой тащить? Им и так… — она не договорила, но жест был красноречив: досталось.

— Ну ясно, — кивнул я, чувствуя, как легкое утреннее настроение куда-то уходит. — Тогда всё, пошёл. — Поцеловал её в щеку, всё ещё пахнущую больницей, и вышел из дома. Внешне — в отличном настроении. На душе — какой-то осадок.

Ведь если не присматриваться, и правда — ничего не изменилось. Тот же дом, тот же двор, те же яблони. Те же улицы: Советская, Мира, Колхозная. Те же покосившиеся заборы, те же столбы с проводами, подстанция на углу, скамейки в скверике у ДК.

Но стоило сделать шаг за калитку и оглядеться повнимательнее, как картина менялась. Резко. Половина домов стояла с забитыми окнами, с заросшими бурьяном палисадниками, с почерневшими от сырости воротами. Их хозяева-дачники остались там. В прошлом. Другие дома, где жили теперь постоянно, хоть и были ухожены, но больше напоминали крепости: высокие заборы с колючей проволокой поверху, на окнах — не занавески, а массивные ставни, часто с кованными решетками. На многих крышах торчали жерди с пропеллерами самодельных ветряков — символ новой, автономной жизни. И главное — тишина. Гнетущая. Ни детских криков на пустых площадках, ни гудков машин, ни музыки из окон. Людей на улицах — кот наплакал. Те, кто попадался, шли быстро, целенаправленно, с оружием или сумками, озираясь. Машины — только патрульные «буханки» или УАЗы, медленно ползущие по улицам, как броненосцы по враждебной акватории. А если пройти до конца улицы и свернуть