Литания Длинного Солнца - Джин Родман Вулф

прекраснее этого Шелк не видел еще никогда. Казалось, он парит за стеклом в селларии Орхидеи, чуть выше намека на шею и плечи, а улыбка на губах его обладательницы выглядела одновременно невинной, манящей и чувственной, причем, слившиеся воедино, эти три выражения становились новым, четвертым – неведомым и непознаваемым, влекущим и ужасающим.

– Я наблюдала… ждала тебя… Шелк? Шелк. Какое чудесное имя! Я всю жизнь, всю жизнь люблю шелк, Шелк. Иди же сюда. Сядь. Ты ведь хромаешь, я видела. Придвинь кресло к стеклу. Ты починил неисправное Окно. Пусть не совсем, не до конца, но починил, а ведь оно теперь, как ты, Шелк, и сказал, – часть этого дома.

Шелк, опустившись на колени, склонил перед нею голову.

– Будь добр, сядь. Я хочу видеть твое лицо. Быть может, ты не питаешь ко мне почтения? Нет? Тогда сделай милость, выполни мою просьбу.

– Слушаюсь, о Великая Богиня, – ответил Шелк и поднялся на ноги.

Кто она? Наверняка не Эхидна: слишком красива и сердцем, кажется, слишком добра. У Сциллы восемь, либо десять, либо дюжина рук, однако руки в стекле не видны. Может, Сфинга? В конце концов, сегодня как раз сфингица, ее день…

– Сядь, Шелк. Вижу: вон, позади тебя, есть небольшое кресло. Как мило, что ты привел в порядок наш терминал!

Глаз такого оттенка, как у нее, Шелк не видел еще никогда. Необычайно глубокая, насыщенная, их синева казалась почти черной, хотя в действительности они вовсе не были ни черными, ни даже темными, а тяжесть прикрывавших их век наводила на мысли о слепоте.

– Я бы явилась тебе уже тогда, но не смогла. Видела тебя превосходно и слышала тоже, а вот явиться… увы. Очевидно, потоку лучей не хватает энергии. Он и сейчас не включается. Какая досада! Быть может, ты сумеешь исправить и это?

Лишившийся дара речи, Шелк молча кивнул.

– Благодарю тебя. Не сомневаюсь, ты постараешься. Полагаю, чиня тот терминал, ты исправил этот, только как же он пылен! – Смех богини прозвучал словно перезвон далеких колоколов – колоколов, отлитых из металла, что драгоценнее всякого золота. – Ну, не забавно ли? Разбить окно я смогла. Взяв нужную ноту и держа ее, пока стекло не треснуло. Поскольку слышала, как ты что-то читаешь снаружи. На первый мой зов ты не откликнулся… видимо, не расслышал?

Больше всего на свете Шелку хотелось пуститься в бегство, но вместо этого он лишь покачал головой.

– Да, о Великая Богиня, так и есть. Не расслышал и ужасно о том сожалею.

– А вот протереть это стекло я не могу. Протри стекло за меня, Шелк, и я прощу тебя.

– Если ты, о Великая Богиня, не… Мой носовой платок перепачкан в крови. Возможно, в этом…

– Ничего страшного, если, конечно, кровь высохла. Будь добр, выполни мою просьбу. Ты ведь не против?

Шелк извлек из кармана носовой платок, испятнанный кровью Дриадели. С каждым шагом к стеклу ему все сильнее казалось, что сейчас он вспыхнет огнем либо рассеется в воздухе, словно дым.

– Однажды мне довелось видеть, как он погубил около тысячи… около тысячи человек, большей частью мужчин. Дело было внизу, на площади, а я все видела со своего балкона. Их принудили встать на колени лицом к нему, и некоторые остались коленопреклоненными даже после смерти.

Скольжение ветхого, испачканного в крови платка вверх-вниз по прекрасному лику богини казалось верхом кощунства, однако стоило стереть пыль, черты ее словно бы сделались куда реальнее его собственных. Нет, это не Мольпа: лик Мольпы прикрыт прядями волос. Не Мольпа и не…

– Как бы хотелось мне лишиться чувств! Однако он наблюдал за мною со своего балкона, много выше, с флагом над этой штукой… над такой невысокой стеной. Я тогда гостила в доме его друга и видела столькое… Впрочем, меня это более не волнует. Приносил ли ты мне жертву сегодня или, может, вчера? К примеру, этакого крупного, пухлого белого кролика либо белую птицу?

Тут-то, услышав о предпочитаемых ею жертвах, Шелк и понял, кто перед ним.

– Нет, о Киприда, – ответил он, – каюсь, не приносил, но искуплю сей грех, как только смогу.

Смех богини вновь поверг его в трепет.

– Не стоит. Либо пусть жертву принесут те девицы. От тебя мне нужно иное служение. Но ты хромаешь. Теперь-то уж, будь так добр, сядь. Хотя бы ради меня. Кресло там, за твоей спиной.

С великим трудом подбиравший слова в присутствии богини, Шелк обнаружил, что, глядя в ее лицо, извлекать их из памяти гораздо, гораздо трудней. Кивнув, он невольно сглотнул. Что там слова – припомнить бы хоть ее атрибуты!

– Да, о Великая Богиня Киприда… Прошлой ночью я… повредил лодыжку.

– Выпрыгнув из окна Гиацинт, – улыбнувшись самую чуточку шире, продолжила за него Киприда. – Ни дать ни взять черный кролик громадной величины! А прыгать вовсе не стоило. Знаешь что, Шелк? Ги ведь не сделала бы тебе ничего дурного. Не то что этим большущим мечом – пальцем тебя бы не тронула. Ты пришелся ей по сердцу, Шелк. Я пребывала в ней, мне ли не знать?

Шелк кое-как перевел дух.

– Но ведь без этого я утратил бы… анипотенцию лицезреть тебя, о Нежная Киприда.

– А, все это из-за того, что Эхидна позволяет тебе видеть нас в Священных Окнах! Будто ребенку…

– Да, о Нежная Киприда, позволяет… В бесконечной своей доброте.

– А я, получается, первая, Шелк? До меня ты богов не видел?

– Не совсем так, о Нежная Киприда. Не совсем так. Надеялся узреть… быть может, в преклонные годы, как патера Щука. И вдруг вчера, во дворике для игры в мяч… и еще накануне ночью! Войдя без стука в гардеробную той девушки, я увидел там, в стекле, игру красок, очень похожих на Священную Радугу. Конечно, сам я не видел ее никогда, но нам объясняли… мало этого, заставляли заучивать и повторять описания наизусть.

Сделав паузу, Шелк вновь перевел дух.

– Вдобавок мне думалось… все время, с тех самых пор, как я впервые воспользовался стеклом в схоле, думалось, что кто-либо из богов вполне может воспользоваться стеклом тоже. Можно я сообщу обо всем этом в схолу?

Киприда помолчала, задумчиво морща лоб.

– Пожалуй, нет… Нет. Нет, Шелк. Об увиденном не рассказывай никому.

Шелк, не вставая с кресла, изобразил поклон.

– Да, накануне ночью я являлась туда, но вовсе не ради тебя. Всего-навсего оттого, что порой прихожу к Гиацинт поиграть. Сейчас она очень похожа на меня в былые годы, но это ненадолго. Ей уже двадцать три… а тебе, Шелк? Сколько тебе лет?

– Двадцать три, о Нежная Киприда.

– Вот видишь? Мне удалось возбудить твои чувства, я знаю. Столько