Литания Длинного Солнца - Джин Родман Вулф

– Да, о Любящая Киприда.

Богиня вновь залилась восторженным, радостным смехом.

– Да? Почему же?

Вопрос надолго повис в безмолвии жаркой, раскаленной солнцем селларии: сколько Шелк ни подстегивал мысли, разум отказывался пробуждаться наотрез.

– Мы ведь… Мы ведь во многом подобны животным, Киприда, – с запинкой заговорил он, наконец-то рискнув нарушить молчание. – Питаемся, растем, производим потомство и умираем. Самое скромное приобщение к высшему существованию стоит любых жертв.

На этом он умолк, дожидаясь ответа, однако богиня не ответила ни слова.

– На самом деле то, чего требует от нас Эхидна, – не такая уж великая жертва, даже для мужчин. Я лично всю жизнь считал это пустяком, мелким знаком внимания, демонстрирующим ей – да и всем вам – серьезность наших намерений. Зато мы избавлены от тысячи тысяч ссор и унижений, а не имея собственных детей, считаем своими их всех.

Улыбка на прелестном лице богини померкла, сменившись выражением скорби. Сердце Шелка тревожно сжалось, ухнуло куда-то вниз.

– Что ж, Шелк, больше ты меня не услышишь. А если услышишь, то уж точно не скоро. Впрочем, нет: в скором времени жди меня снова. За мною охотятся…

Безупречный лик богини померк, исчез из виду в хороводе разноцветных пятнышек. Поднявшись на ноги, Шелк обнаружил, что жутко замерз в пропотевшей насквозь рубашке и ризах, хотя в комнате царит жуткий зной, и безучастно уставился на выбитое окно. Окно оказалось тем самым, распахнутым им во время разговора с Орхидеей. Очевидно, к сему его подтолкнули боги – сама Киприда, однако Орхидея вновь затворила окно, едва он ушел… а ведь ему следовало бы это предвидеть.

Дрожи, охватившей все тело, сопутствовало ощущение, будто он пробуждается от сна.

Казалось, опустевший дом заполнен жутким безмолвием доверху. От кого же он слышал, что тише всего в тех домах, где нечисто, за миг до того, как тишину нарушат призрачные шаги? Разумеется, все до единого ждут снаружи, на Ламповой улице, где он оставил их… Ждут его возвращения, а он ничего, ничего не сможет им объяснить!

С этими мыслями Шелк представил себе обитательниц дома, безмолвно, неровной вереницей стоящих внизу, под окном, глядя друг на дружку, а то и попросту вдаль. Многое ли им удалось услышать? Вполне вероятно, ни слова.

Как ни подмывало его запрыгать, заорать, швырнуть в окно или в потемневшее стекло безвкусным кубком с так и не тронутым Орхидеей бренди, Шелк преклонил колени, начертал в воздухе знак сложения и вновь поднялся, навалившись всей тяжестью на одолженную Кровью трость.

Снаружи к Шелку немедля подступил Кровь, требуя ответа, кто призвал его наверх, но Шелк лишь отрицательно покачал головой.

– Так-таки и не скажешь?

– Ты ведь не веришь ни в богов, ни в демонов. Чего ради рассказывать тебе о том, над чем ты разве что посмеешься?

– Это был вовсе не демон! – воскликнула девушка с волосами, высветленными до того же соломенно-желтого оттенка, что и волосы Шелка.

– Обо всем, что ты могла слышать, надлежит молчать, – оборвал ее Шелк. – Тебе и слышать-то ничего не следовало.

– Мускусу с Окунем было велено разыскать всех девиц в заведении и собрать их на эту твою церемонию, – буркнул Кровь. – Если они кого-то проморгали, мне нужно об этом знать. Орхидея, ты своих девочек помнишь. Глянь-ка, все здесь или как?

Лицо Орхидеи застыло, подобно каменной маске.

– Все, кроме Дриадели, – кивнула она.

Мускус воззрился на Шелка, словно желая его прикончить. Встретившись с ним взглядом, Шелк отвернулся, возвысил голос и заговорил, обращаясь разом ко всем:

– Мы так и не завершили третьего круга, однако без этого не обойтись. Будьте добры, вернитесь по местам. И ты, – добавил он, стукнув пальцем по плечу Крови, – займи прежнее место в процессии.

Писание во время его отсутствия, заложив пальцем место, где он был вынужден прерваться, берегла Орхидея. Открыв увесистый том на нужной странице, Шелк двинулся дальше и вновь принялся читать вслух, по слову на шаг, как того требовал ритуал:

– «Человек сам творит себе условия, необходимые для движения вперед, борясь с животными страстями и уступая оным, и ни природа, ни опыт духовный, ни опыт материальный для сего не нужны. Источник своих страданий – он сам, и только он сам, однако воздействие этих страданий всякий раз весьма и весьма существенно, вот о чем надлежит неукоснительно помнить!»

Однако все эти слова не значили ничего: смысл их полностью затмевал сверхъестественно прекрасный лик Киприды. Казалось, она нисколько, ни в чем не похожа на Иносущего, и тем не менее Шелк чувствовал, что оба они едины, что Иносущий, говоривший с ним бессчетным множеством голосов, ныне попросту заговорил еще одним, новым. Да, сколько бы раз с того бесконечного мига во дворике для игры в мяч Шелк ни напоминал себе о предупреждении Иносущего – помощи, дескать, не жди, сомнений не оставалось: помощь ему ниспослана и будет ниспослана вновь. Руки его задрожали, голос сорвался, дал петуха, точно мальчишеский.

– «…обладает всего лишь мирскими амбициями и стремлениями!»

Что ж, вот и двери оставленного в небрежении мантейона с пустотелым крестом Паса, ярко, насвежо выведенного над притолокой черной, еще не успевшей просохнуть краской. Звучно захлопнув Писание, Шелк распахнул створки, ввел процессию внутрь и, заметно прихрамывая, поднялся на сцену, некогда – алтарную часть мантейона.

– Будьте любезны, сядьте. Не важно, кто с кем: надолго я вас не задержу. Обряд почти завершен.

Опершись на трость Крови, Шелк подождал, пока все не рассядутся.

– Сейчас я обращусь к демонице. Вижу, замыкавший процессию – Окунь, если не ошибаюсь, – закрыл за собой двери. Для данной части обряда их необходимо открыть.

Из памяти вмиг, словно волею одного из богов, всплыло имя худенькой девушки.

– Крассула, ты сидишь ближе всех. Не будешь ли ты любезна распахнуть двери пошире? Благодарю тебя. Поскольку ты – одна из испытавших на себе власть демоницы, пожалуй, финальную стадию экзорцизма уместно начать с тебя. Скажи, память у тебя хорошая?

Крассула истово замотала головой.

– Ладно. Кто на память не жалуется?

– Я, патера, – поднявшись с места, объявила Синель. – Я на память не жалуюсь, и в горле у меня с ночи еще ни капельки не было.

Шелк в неуверенности сдвинул брови.

– Пожалуйста, можно мне?

Поразмыслив, Шелк неторопливо кивнул. Ясное дело, поступок ее похвален… вот только справится ли? Будем надеяться, да.

– Запоминай формулу, которую потребуется изречь каждому в свою очередь: «Изыди во имя всех сих богов и более не возвращайся». Запомнила? Повтори-ка для верности.

– Изыди во имя всех сих богов и более не возвращайся.

– Прекрасно. Надеюсь, тебя слышали все. Закончив, я укажу на тебя. Тогда ты громко произнесешь собственное