Жизнь в режиме отладки - Гизум Герко

— Хорошо. Но не сейчас, — я решительно закрыл ноутбук. — У меня мозг уже плавится. И, судя по всему, у тебя тоже. А на голодный желудок и с кипящей головой мы ничего толкового не придумаем.

Она хотела было возразить, но в этот момент ее собственный желудок издал громкое, требовательное урчание, что прозвучало в тишине кабинета как выстрел. Она смутилась и даже немного покраснела.

— Столовая по выходным не работает, — констатировал я. — Но я знаю одно место тут недалеко, на Черной Речке. Простое кафе, без изысков, но кормят прилично. Пойдем? Нам нужно отвлечься. Хотя бы на час.

Она колебалась всего секунду, а потом решительно кивнула.

— Пойдем. Ты прав. Нужно перезагрузиться.

Пока мы шли по пустым коридорам НИИ, я вспомнил о своем утреннем обещании. Достал телефон и набрал маме.

— Мам, привет. Это я, — начал я, чувствуя себя немного виноватым. — Слушай, я, наверное, не смогу сегодня приехать. Прости, пожалуйста.

— Лёшенька? А что случилось? — в ее голосе тут же проснулась тревога. — Ты же на работе! У вас что, аврал в субботу?

— Да, что-то вроде того, — я старался, чтобы мой голос звучал как можно более обыденно. — Появились новые, срочные данные. Нужно проанализировать, пока они не остыли. Ничего серьезного, просто… такая работа. Я на следующих выходных точно приеду, обещаю.

— Ну смотри у меня, трудоголик, — проворчала она, но я слышал, что она успокоилась. — Не перерабатывай там. Работай, раз надо. Целую.

— И я тебя. Пока.

Я положил трубку. Алиса, шедшая рядом, бросила на меня понимающий взгляд.

— Родители? — спросила она.

— Да. Обещал приехать на дачу.

— Знакомая история, — усмехнулась она. — Мои тоже думают, что я в своей лаборатории просто «смешиваю реактивы в колбочках». Они бы упали в обморок, если бы узнали, чем я занимаюсь на самом деле.

Это простое признание создало между нами еще одну невидимую нить. Мы оба жили в двух мирах, и оба вынуждены были оберегать своих близких от правды о том, что происходит во втором.

Кафе оказалось небольшим, почти домашним заведением с простой деревянной мебелью и запахом свежей выпечки. Мы сели за столик у окна и сделали заказ. И, словно по негласному уговору, мы ни слова не говорили о работе. Разговор потек в совершенно иное русло.

Оказалось, что мы оба любим старую научную фантастику. Я рассказывал ей про «Понедельник начинается в субботу» Стругацких, сравнивая наш НИИ с НИИЧАВО. Она в ответ с жаром рассказывала о романах Лема и о том, как «Солярис» повлиял на ее решение стать ученым.

На обратном пути мы решили не возвращаться сразу в институт, а немного пройтись вдоль набережной Черной речки. Прохладный речной воздух приятно освежал лицо и приводил мысли в порядок.

— Знаешь, я ведь не должна была здесь оказаться, — неожиданно сказала Алиса, глядя на темную воду. — Я должна была после химфака уехать по распределению на какой-нибудь скучный фармацевтический завод.

— Что же случилось? — спросил я.

— Мой научный руководитель, — она улыбнулась своим воспоминаниям. — Профессор старой закалки, гениальный химик. Он оказался одним из тех, кого НИИ изредка привлекал в качестве внешнего консультанта. Он увидел во мне… не знаю… какой-то потенциал, «огонь», как он говорил. И когда появилась вакансия в ОКХ и АТ, он просто позвонил Меньшикову и сказал: «Григорий Афанасьевич, у меня есть для вас девушка. Она, конечно, дерзкая и с характером, но голова у нее варит как самый современный реактор. Берите, не пожалеете». Так я и попала сюда. По протекции.

— Похоже, у нас много общего, — усмехнулся я. — Меня сюда тоже практически за руку привел человек, который в меня поверил. Мой нынешний начальник, Орлов.

Я рассказал ей пару забавных и нелепых историй со своей старой работы в «ДатаСтрим Солюшнс» — про клиента, который уронил базу данных, пытаясь «оптимизировать» ее с помощью удаления «лишних» таблиц; про Влада и его бесконечные попытки продать «воздух» под видом сложных IT-решений. Алиса смеялась — искренне, заразительно. В этом смехе не было ни тени того холодного специалиста, которого я встретил вчера в лаборатории.

Мы шли по набережной, и я чувствовал, как напряжение последних дней отступает.

Эта прогулка, этот простой человеческий разговор, оказались для меня не менее важными, чем все мои алгоритмы и расчеты.

* * *

Вернувшись в кабинет, мы снова погрузились в работу, но атмосфера изменилась.

Эйфория от прорыва улетучилась, сменившись тяжелым, вязким ощущением тупика. Мы стояли перед запертой дверью, зная, что за ней находится ответ, но не имея ключа. Мы пробовали все. Я гонял один симуляционный прогон за другим, меняя параметры, вводя новые коэффициенты, пытаясь смоделировать условия, при которых система безопасности «Гелиоса» могла бы дать сбой. Алиса сидела рядом, испепеляя взглядом диаграммы на своем планшете и что-то быстро строча в блокноте — формулы, которые для меня выглядели как клинопись.

Мы просидели так до самого вечера. Солнце давно село, и наш кабинет в пустом, тихом крыле института превратился в островок света, освещаемый лишь холодным свечением мониторов. За окном простиралась безмолвная темнота.

— Бесполезно, — наконец сказала Алиса, откидываясь на спинку стула и с силой потирая виски. Ее обычная энергия иссякла, оставив после себя лишь глухую усталость. — Мы бегаем по кругу. Твои модели безупречны, Алексей, они показывают что происходит. Но ни одна из них не может объяснить почему. Почему излучение вообще возникает? Теория конструкции «Гелиоса» этого не допускает. Это как если бы вода начала течь вверх. Мы можем измерить скорость потока, но это не объяснит, почему она нарушает закон гравитации.

Она была права. Мы достигли предела наших методов. Мои алгоритмы, какими бы сложными они ни были, работали только с имеющимися данными, с известными переменными. А здесь, очевидно, в игру вступало что-то еще. Что-то фундаментальное, неучтенное, выходящее за рамки спецификаций и инструкций.

— Нам не хватает знаний, — сказал я, глядя на застывший график на экране. — Мы видим симптомы, но не понимаем причину болезни. Нам нужен… не знаю… другой взгляд. Кто-то, кто знает не только как эта установка была построена, но и почему она была построена именно так. Кто-то, кто понимает не только официальную физику, но и ту,