Последний ритуал - Наталья Дмитриевна Калинина

Одеваясь, Макс невольно задался вопросом, не предает ли себя такими резкими изменениями в имидже? Как-то очень быстро и незаметно для самого себя он стал отходить от привычных темных тонов и мотоциклетной экипировки и отдавать предпочтение одежде светлых цветов, а теперь еще костюмы выбирает. Не пытается ли он сыграть по правилам того общества, в которое никогда и не стремился? Но в памяти тут же всплыл образ шамана, который, вращаясь в «высших кругах», не изменил себе и бросил вызов строгим скучным костюмам. И Макс решил впредь носить только ту одежду, в которой чувствует себя комфортно.

Впрочем, сегодня он оставил рубашку и брюки: Надежда Юрьевна – особенный случай. Наверняка разговор ожидается сложным. Может, женщине проще откровенничать с человеком, одетым в классическом стиле, которого она придерживалась сама.

В ожидании машины Макс пролистал новости. В подробном репортаже с фотографиями рассказывалось о масштабном съезде в Карелии шаманов из разных уголков страны. Шаманы и шаманки «соревновались», как неграмотно подавалось в статье, в песнях, танцах и прочих ритуалах. Целью слета якобы было призывание в наш мир добра, любви и мира. Но Макс знал, что на самом деле стояло за этими «песнями и плясками». Опасный разлом между мирами теперь закрыт. Рядом с парковкой посажена новая ель – пока еще маленькая, молодая, но в скором времени обещавшая набрать силу и послужить новым «стражем» на границе миров.

Еще одна новость привлекла внимание Макса: началось расследование по делу уничтожения ценной достопримечательности в Карелии ради строительства частной парковки. Первые фигуранты уже давали показания. Новостной ресурс ссылался на некую очевидицу. И, перейдя по ссылке, Макс понял, что шумиху вокруг Николая Осеева, владельца туристической базы, затеяла Тамара Пустыхина. Девушка вняла просьбам и правильно использовала раздобытую уже самостоятельно информацию.

Макс отложил телефон с чувством удовлетворения: в этом расследовании поставлена точка. Зоя Уланова выздоровела и вернулась к светской жизни. В Карелии в том месте все будет в порядке. Погибшие девушки получат отмщение, когда виновный Осеев и его исполнители будут наказаны. А в том, что владелец базы не выйдет сухим из воды, Макс тоже был уверен: к делу подключился Уланов.

Надежда Юрьевна принимала гостя в небольшой квартире неподалеку от частной клиники, в которой лежала Эллина. Макс ожидал, что квартира окажется огромной и роскошно убранной, но, к его удивлению, все оказалось довольно скромно. Только угощение, которое предложила хозяйка – пирожки и пирожные к кофе, – явно было доставлено из дорого кафе.

– Эту квартиру я купила еще тогда, когда с Элли случилось несчастье. Хотела быть поближе к дочери. Надеялась, что ее вылечат быстро. Но все растянулось на десять лет, – пояснила Надежды Юрьевна, лично наливая Максу черный кофе. Сама же предпочла зеленый чай.

– У нас много недвижимости, но я почти все время провожу здесь.

Женщина сделала небольшую паузу, которой словно отчеркнула любезности, и перешла к делу:

– Я хочу, чтобы вы рассказали мне все как есть. Все без утайки. Я слышала, что вы помогли Улановым. Может, в первую встречу я показалась вам… не принимающей такие методы лечения, но я изменила свое мнение.

– Надежда Юрьевна, я не могу обещать вам, что мы вылечим Эллину, – осторожно начал Макс, ставя на блюдце чашку из тонкого фарфора. – Элли – другой случай. С ней все намного сложнее. Боюсь, правда вам не понравится и лишит надежды.

– Я хочу все знать. Какой бы правда ни была, – твердо заявила женщина и уже тише добавила:

– Может, мне уже пора очнуться от иллюзий…

Рассказ Макса занял примерно полчаса. Он нашел понятные не посвященному в такие тонкости человеку объяснения. И то, что Надежда Юрьевна ни разу его не перебила, воодушевило.

– Это сложно… понять и принять. Но я постараюсь, – вымолвила после долгой паузы женщина. Чай в ее чашке так и остался нетронутым. – Мне нужно время.

Но, когда она провожала гостя до дверей, вдруг спросила:

– Скажите… Это возможно – поговорить через вас с моей дочерью?

Ее светлые глаза вспыхнули такой надеждой, что Максу в очередной раз стало жаль эту женщину. Сейчас как никогда он понимал ее желание достучаться до находящегося в другом мире человека.

– Да.

– Хорошо, – очень тихо и медленно произнесла Надежда Юрьевна. – Я… готова заказать вам такую… услугу?

Последнее слово она произнесла едва слышно и с вопросительной интонацией, словно до конца не верила в собственное решение.

– Я позвоню вам из офиса, вышлю шаблон договора.

– Хорошо. Буду ждать. Мой водитель отвезет вас.

* * *

В какой-то момент, словно миновав некую критичную точку, Люсинда перестала ощущать скорость. Мелькающая слева посадка слилась в монотонное серое полотно, затянутые в перчатки пальцы не ощущали руля, загородное шоссе, удивительно пустое в этот час, сузилось до маленькой точки. Тело, слившееся с байком и ставшее его продолжением, больше не чувствовало вибрации. Гул ревущего мотора тоже смолк. Люсинде даже показалось, что мчит она не по дороге, а по небу. Может, в какой-то момент так и случилось: она разбилась и не заметила этого, и теперь ее душа вместе с призрачным байком летит по облакам? Драйв ушел еще до критической точки, вместо него навалилась невыносимо тяжелая тоска. Или дело в том, что она отмотала слишком много километров и с непривычки устала?

С трудом, но удалось вновь сосредоточиться. Люсинда снизила скорость, которая превысила все допустимые пределы, вновь различила рев мотора. А потом, съехав на обочину, и вовсе остановилась.

Перед ней расстилалось поле с черными проталинами-проплешинами. Помня, как однажды, много лет назад, она уже застряла с байком в поле под дождем, Люсинда не рискнула забираться далеко. Но ей требовалось пройтись, размять затекшее с непривычки тело, ощутить под ногами пусть и зыбкую, но почву. Почувствовать себя живой.

Оставив мотоцикл у обочины, она быстрым шагом, словно боясь передумать, отправилась через поле к горизонту. В памяти, будто поставленный на обратную перемотку фильм, замелькала жизнь с сегодняшнего утра, когда она оседлала мотоцикл и выехала со двора своего дома. Люсинда решила, что, ослепленная ассоциациями, она вспомнит все до момента знакомства с мужем. И пусть так и будет: те воспоминания, обточенные временем, уже не были такими остро ранящими. Но жестокая память остановилась на свежем болезненном моменте. «Он не дышит, не дышит, не дышит!»

Люсинда схватилась за горло, будто кто-то душил ее. Вдох дался с большим трудом, но еще сложней оказалось выдохнуть. Грудь распирало от горя. А она думала, что ей уже не может быть