Пересмешник на рассвете. Книга 2 - Дмитрий Геннадьевич Колодан

– Уходи! – кричит Флип, и в его голосе звучит отчаянье. Он знает, что она не уйдет, и она знает, что он знает. Из этой ловушки не выбраться таким образом.

Жестяные собаки склоняют головы. В их рычании Кларе слышится звук работающих моторов.

– У нас же есть слон, – говорит она, прижимая ладони к шершавой коже Соломона. – Он больше их и сильнее, и…

Одна из собак щелкает челюстями, и слон отступает на половину слоновьего шага. Он трубит, не поднимая хобота. Клара не понимает, как такой огромный зверь может чего-то бояться, но чувствует, что Соломон боится.

– Я должна их спасти, – говорит Клара. – Я должна, потому что они – моя труппа.

– Раз должна – значит, делай. – Мадам Буше стучит ее по спине. Улыбается. – Ты знаешь как, девочка из цирка.

Это намек? Или подсказка? Но у Клары нет времени гадать. Она выпрямляется на голове слона, встает, раскинув руки, чтобы поймать равновесие.

Жестяные собаки поднимают морды и воют на три голоса. Неужели они думают, что смогут ее напугать? Она перехитрила Бальяско, она спускалась в самое чрево Левиафана, она…

– Нет! – кричит Флип. – Не делай этого!

В тот же миг Клара приседает и прыгает навстречу ощетинившемуся шипами и колючками дереву.

Собаки тоже прыгают, пытаются поймать ее в полете, но их жестяным зубам до нее не дотянуться. Одна за другой они с грохотом валятся на землю и остаются лежать, дергая суставчатыми лапами. Они скулят от бессильной злобы, ржавая жесть скрипит. Кларе нет до них никакого дела. Она вытягивает руки и хватается за ветку, как за трапецию…

И кричит, когда шипы и колючки вонзаются в ладони, рвут в лохмотья кожу. Брызги горячей крови летят в лицо, она чувствует ее вкус на губах. И кричит, кричит от боли, но рук не разжимает. Сделав полуоборот, Клара цепляется ногами за цепь, на которой подвешена клетка, а затем начинает переставлять руки: левую, правую, снова левую. С каждым разом шипы и колючки все глубже вонзаются в плоть. Кровь, пот и слезы заливают глаза. И все же Клара продолжает ползти: левая рука, правая, снова левая…

Гремит ржавый блок, и Клара чувствует, как толстая цепь скользит между бедрами, словно пытается сбежать. Но, опустившись на пять звеньев, цепь замирает.

– Нет! – верещит Клякс. – Не делай этого! Мы упадем! Мы все погибнем!

У Клары нет ни сил, ни слов, чтобы ему ответить. Она последний раз перехватывает колючую ветку, хватается за цепь и падает на крышу клетки. От толчка та раскачивается, как гигантский маятник, и Клара изо всех сил цепляется за прутья, лишь бы удержаться и не свалиться в бездонную черную яму.

Кто-то перехватывает ее запястье, крепко сжимает, и сквозь пелену слез проступает лицо Флипа. Он ничего не говорит, но Клара умеет читать по глазам. Она видит, что он не отпустит ее. Если им суждено погибнуть, если цепь или блок не выдержат и клетка сорвется в бездну, значит, они погибнут вместе. Кровь с ладоней течет по его руке, и пусть это не та кровь, которую она могла бы ему отдать, она все равно связывает их крепче, чем цементный раствор скрепляет камни.

– Что же ты наделала, – стонет Клякс. – Теперь мы все обречены, теперь они точно доберутся до нас и порвут на клочки!

Клара смаргивает слезы. Собаки снова на ногах, они кружат возле ямы и гремят жестяными челюстями. Кружат все быстрее и быстрее, что-то лязгает внутри металлических тел. Клара стискивает зубы, а затем… Она наклоняется вперед и назад, вперед и назад, раскачивая клетку, как огромные качели. Цепь оглушительно скрипит.

– Эй! Что ты творишь?! Это и есть твой план? Ты совсем умом тронулась?

В тот же миг одна из жестяных собак прыгает. Клара резко переносит вес в нужную сторону, и клетка уходит вбок по широкой дуге. Собака проносится мимо, и, если бы ее клепаная морда со швами из стальной проволоки могла выражать эмоции, на ней было бы написано удивление. Собака дергает лапами, пытаясь изменить направление полета, но поздно, и она падает в черную бездну и исчезает из виду. Клара слышит затихающий вой.

Но расслабляться рано: вторая собака разбегается и прыгает, широко распахнув пасть. Эта тварь куда удачливее первой, да и развернуть раскачивающуюся клетку Клара не успевает. Собаке удается ухватиться зубами за верхнее ребро, и она повисает на прутьях, как бульдог на бычьей шее. Клара бьет ее пяткой по тому месту, где у нормальной собаки был бы нос, но от ее ударов чудище только крепче сжимает стальные челюсти.

Клетка доходит до верхней точки амплитуды и устремляется вниз. Ноги Клары скользят по прутьям, ее швыряет в сторону собаки, и, если бы не Флип, который держит ее за руку, она бы точно сорвалась. На выручку приходят Этьен и Ивонн. Они хватают железного пса за задние лапы и тянут изо всех сил, пока тот не разжимает челюсти. С прощальным визгом собака исчезает в черной бездне. Остается последняя.

Третий пес не спешит. Может, в его жестяной голове нет мозгов, но осторожности ему не занимать. Он трижды обегает яму по кругу, выжидая момент, трижды порывается прыгнуть, но вместо этого припадает брюхом к земле. Желтый воск течет по ржавой жести, плавясь под горячим солнцем. Клетка раскачивается, выписывает в воздухе круги и восьмерки. Блок надрывно скрипит, и Клара не знает, что сломается первым: блок или ветка дерева, на которой он закреплен. Знает только, что времени у нее нет. Она просовывает свободную руку между прутьями и гладит Флипа по запястью.

– Пусти.

Флип трясет головой.

– Никогда тебя не отпущу.

– Пусти, – повторяет Клара. – Ты должен меня отпустить, иначе мы погибнем. И ты, и я.

Один за другим она разжимает его пальцы, и Флип валится на дно клетки. А Клара, цепляясь окровавленными ладонями за звенья цепи, встает, широко расставив ноги. Она глядит на припавшего к земле пса и шепчет – для себя, а не для него:

– Ну, давай же, давай, вонючая консервная банка… Давай! Вперед! Пошел!

И пес, неспособный ослушаться команды, швыряет металлическое тело ей навстречу. Он целится ей в ноги, он жаждет рвать ее плоть стальными зубами, он не может промахнуться. Но в тот момент, когда его лапы отрываются от земли, Клара тоже прыгает, используя цепь как точку опоры. Это почти